В 1721 году Григорий Капустин открыл огромные залежи каменного угля в Донбассе и доказал его пригодность для использования в кузнечном и железоделательном производствах. Казалось бы, что это открытие послужит толчком для развития угольной и металлургической промышленности, но члены высшего горного управления, среди которых было немало иностранцев, скомпрометировали и затормозили начинание Капустина. Почти полтора столетия русские железоделательные заводы продолжали работать в основном на древесном угле, тогда-как в Англии еще в 1735 году научились выплавлять чугун на коксе. Но вот в конце XVIII века на юге страны стали проводить. опыты по применению минерального топлива в выплавке Металла. А в 1858 году по распоряжению правительства начинается строительство опытного казенного завода на реке Садки близ селения Корсунь Бахмутского уезда.
Руководство строительством было поручено штабс-капитану Мевиусу и управляющему Луганским железоделательным заводом инженеру-полковнику Летуновскому. Вслед за их прибытием на строительной площадке появился и рабочий народ - приписные казенные крестьяне с ближайших заводов и рудников, а также беглые люди. Всего работало на заводе-137 человек. Вскоре выстроили доменную печь. Даже по тем временам она была небольшой - с литейным двором в 45 сажен, производительностью 600-700 пудов чугуна в сутки. На реке Садки соорудили плотину, а на Софиевском руднике, основан-ном в том же, 1858 году, продолжали строительство коксовых батарей.
Так на ста десятинах казенной земли у села Корсунь вырос завод, которому предстояло доказать пригодность донецких углей и руд в выплавке металла. Назвали родившийся завод Петровским - в честь Петра Великого.
Выплавка чугуна на "минерале"-дело не простое. Сразу же почувствовалось, что опыт у плавильщиков не ахти какой-на какое расстояние приходится каталям везти вагонетки с рудой из самых дальних отделений эстакад...
Первая домна Старопетровского опытного завода, построенного в 1865 году
Не получался нужного качества кокс. Неудачной оказалась и конструкция печи. А главное, огнеупорная смесь была слишком слаба и быстро разрушалась. Опытные плавки, начавшиеся 18 апреля 1862 года, через сорок с лишним суток прекратились: печь не выдержала высокой температуры.
Вторую печь - четырехгранную - выстроили по проекту Рашета, директора горного департамента. Рашет считал, что грани повысят жаростойкость печи, что по углам она будет меньше накаляться. Но развалилась и эта домна. В 1865 году была возведена новая домна, по мнению специалистов, более совершенная.
Первые четыре месяца она производила плохой чугун, так называемый белый, не пригодный для промышленности. И только 22 января 1866 года был получен вполне доброкачественный серый чугун. Это была первая победа. Взволнованный инженер-полковник Летуновский долго наблюдал за печью, еще не совсем веря в удачу. А 17 февраля он уже писал докладную директору горного департамента, и от строк его веяло радостью и оптимизмом: "С этого дня вопрос о железной промышленности на Юге России должно почитать вопросом, вполне разрешенным и вышедшим из сферы сомнений и опытов. Руды и уголь Донецкого бассейна годны на дело... Остается только на правильных основаниях дать первое побуждение к развитию новой благодетельной для целей России промышленности".
Радость Летуновского оказалась преждевременной. Трудные опыты петровцев, неудачи с выжигом кокса, строительство подъездных путей - все это оказалось слишком накладным, и вместо побуждения к развитию "благодетельной промышленности" последовало высочайшее решение закрыть завод. В начале 1868 года министр финансов писал: "...полагал бы: по упразднении Петровского завода имущество оного, согласно заключению Горного совета, частью передать в другие казенные заводы, частью же обратить в публичную продажу". Часть имущества отправили Лисичанскому и Луганскому заводам, остальное купили с торгов князья Долгорукие.
Стояла осень 1894 года. От Невы тянуло сыростью. Тихие аллеи Летнего сада, безмолвные в эту пору года, были в плену листопада. Федор Егорович Енакиев легко касался тростью опавших листьев и внимательно слушал своего собеседника, надворного советника Яловецкого.
- Тысячу раз вы правы, почтеннейший, - горячо говорил тот.
- И заводы нужны, и рельсы. Да и Сибирскую дорогу пора бы достроить. Но не идти же с котомкой по миру, то бишь по заморским империям!.. Федор Егорович чуть заметно улыбнулся в белые холеные усы.
- Болеслав Антонович, - сказал он. - В делах неизбежно надо исследовать внутреннюю их сторону. Согласитесь, пришло время отказаться от полукустарных заводов. Что с того, ежели в строительстве мы воспользуемся средствами, как вы говорите, заморских империй? Разумеется, на равных. Ведь самим-то не под силу, а?...
- Но, - заметил Яловецкий, - вспомните-ка Джона Юза. Поди и вы не забыли его негодные рельсы?
- Не забыл, - засмеялся Федор Егорович. - Но бог с ним и с его рельсами. Надобно смотреть шире. Расцвету отечества может способствовать лишь хорошо развитая промыш-ленность...
- Экий вы, батенька, прожектёр. Думаете, выйдет что-либо путное?
Эти слова Яловецкий произнес уже с оттенком шутливости, ибо знал, что Федор Егорович прожектёром никогда не был. Напротив, его проект реконструкции Петрограда обсуждался на Высочайшем совете и был одобрен.
- Так тому и быть,- добавил он, улыбаясь.- Да мы еще возвратимся к этому разговору!.. Честь имею кланяться... Проводив взглядом отъезжающий экипаж, Федор Егорович медленно пошел в сторону Аничкова моста, больше похожий на поэта или музыканта, чем на инженера-путейца. Но именно, как инженер-путеец, вернее, как строитель железных дорог, он хорошо понимал значение иностранного капитала. Предварительно Енакиев уже переговорил с бельгийцами об акционировании будущего завода. Бельгийцы нисколько не стеснялись в своих требованиях. Подобно англичанину Джо-ну Юзу они ставили условия, выгодные в гораздо большей степени им самим, чем русскому государству.
Иностранные капиталисты охотно переносили свои капиталы в Россию, где находили рабочих, менее подготовленных к отпору, чем на Западе, живших в худших условиях и соглашавшихся на меньшую заработную плату.
Весной 1895 года Министерство финансов представило на рассмотрение Комитета Министров Устав акционерного общества, именуемого Русско-бельгийским металлургическим обществом. Высказываясь за утверждение Устава, министр финансов Витте в своем заключении писал: "Увеличение производства железа, стали и изделий из них, а равно расширение машиностроения приобретает особенно важное значение в настоящее время, ввиду неотложной необходимости удовлетворения потребностей строящейся Великой Сибирской дороги, а также ввиду предпринятой постройки линии от Вологды до Архангельска и предложенного постепенного сооружения сети местных железных дорог удешевленного типа... Поэтому всякий почин со стороны частных лиц в деле развития нашей металлургической, машинно-кораблестроительной промышленности представлялся бы заслуживающим поощрения. Ho pacсчитывать на учреждение в этой области содействия иностранных капиталов едва ли ныне представляется возможным , как ввиду недостаточности у нас свободные капиталов, так и, в особенности, вследствие слабого проявления со стороны русских капиталистов склонности к направлению предприимчивости на металлургическое производство... полагал бы разрешить инженерам: титулярному советнику Ф. Е. Енакиеву, надворному советнику Б. А. Яловецкому и бельгийским подданным: Октаву Неф-Орбану и Оскару Биэ учредить на основании прилагаемого при сем проекта Устава акционерное общество под названием Русско-бельгийское металлургическое общество" Олимпийским спокойствием веет от этих строк. Отмечая "слабое проявление со стороны русских капиталистов", Витте на самом деле благосклонно относился к засилию иностранцев, Русскому заводчику Алчевскому, не допускавшему в свое дело иностранных капиталов, Витте отказал в поддержке именно из-за его самостоятельной предприимчивости.
Менее чем через месяц, 2 июня 1895 года, Устав Русско-бельгийского металлургического общества был утвержден. Затем состоялись первое собрание акционеров и выборы правления. Основной капитал, общества составлял к началу работ, 8 миллионов рублей. В четырех верстах от старого Петровского завода, на земле, купленной у князя Долгорукова, начали строить новый завод.
В широкой ложбине возводились две доменные печи, два бессемеровских конвертора, рельсопрокатные, механические и чугунолитейные отделения, 120 коксовых батарей. Многие металлургические заводы Юга в момент своего возникновения строили на своей территории или рядом и угольные шахты для обеспечения производства топливом. Поэтому здесь также одновременно со строительством завода заложили три шахты - "Веровку", "Нарьевку" и "Бунге". Строительство завода велось по проекту бельгийского инженера Альфреда Филиппара. Но много лет спустя известный русский металлург академик М. А. Павлов, посетивший завод с группой студентов, обратил их внимание на изъян проекта.
- Взгляните, - говорил он, - на высокие каменные эстакады. Филиппар расположил их перпендикулярно к лияии доменных печей, а на рационально построенных заводах они располагаются параллельно и значительно ближе. Посмотрите, на кокое расстояние приходится каталям везти вагонетки с рудой из самых дальних отделений эстакад... Рассказывают, что сам автор проекта, однако, не страдал от угрызений совести. Когда задувалась первая домна, приглашенный на это торжество Филиппа постучал по своей голове и с гордостью воскликнул:
- Подумать, что все это вышло из моей головы!
Итак, 27 ноября 1897 года была задута первая доменная печь. К этому моменту из Петербурга прибыли некоторые члены правления общества, а также местный священник, уездное начальство ,и прочие гости. Торжественный акт пуска первого чугуна, который одинаково проводился на всех русских заводах, описан писателем Александром Ивановичем Куприным в повести "Молох": "Священник окропил домну со всех сторон "святою водою" и, боязливо, торопясь, спотыкающейся старческой походкой отошел в сторону. Горновой мастер, жи-листый чернолицый старик перекрестился и поплевал на руки. То же сделали четверо его подручных. Потом они подняли с земли очень длинный стальной лом, долго его раскачивали, и, одновременно крякнув, ударили им в самый низ печи. Лом звонко стукнулся в глиняную втулку. Зрители в боязливо-нервном ожидании зажмурили глаза, некоторые подались назад. Рабочие ударили в другой раз, потом в третий, четвертый... И вдруг из-под острия лома брызнул фонтан нестерпимо яркого жидкого металла. Тогда горновой мастер круго-образным движением лома расширил отверстие, и чугун медленно полился по песчаной бороздке, принимая оттенок огненной охры. Целые снопы блестящих крупных звезд летели во все стороны из отверстия печи, громко треща и исчезая в воздухе"...
Примерно так происходили события и здесь, на Петровском заводе. Спустя несколько дней, вступила в строй вторая домна, в декабре начал действовать бессемеровский цех и другие отделения.
В акте приемки от 5 декабря 1897 года специальная комиссия указывала: завод состоит из двух доменных печей с су-точной производительностью 18000 пудов чугуна, с плавкой на криворожских и местных рудах, 120 коксовых батарей, двух конверторов проектной мощностью 36 000 пудов стали. Столько же пудов рельсов должно было выпускать и рельсопрокатное отделение. Предполагалось, что две капитальные шахты будут давать ежегодно по 2 миллиона пудов угля каждая. "Софиевка" же еще в 60-х годах давала по 200 000 пудов в год.
К новому заводу перешло название "Петровский". Прежний опытный завод стали называть Старопетровским. В 1898 году, когда отмечалась годовщина пуска завода, месторасположение завода, рудников и прилегающих поселков получило название Енакиево - в честь инициатора строительства завода, одного из учредителей Русско-Бельгийского Металлургического Общества, строившего завод, автора проекта строительства железнодорожной лини Штеровка - Мариуполь и реконструкции Мариупольского порта. В 1925 году поселок получил статус города. С 1923 года носил название Рыково, с 1936 - Орджоникидзе. С 1944 года - снова Енакиево.
В 1896 году в нашем городе несколько месяцев жил и работал на строящемся заводе русский писатель А.И.Куприн. За это время он написал несколько рассказов и очерков, отредактировал повесть "Молох". В рассказе "На реке" писатель записал и сохранил для потомков народные предания о казачьем атамане Кондратии Булавине, именем которого названа река, на берегах которой строился завод.