А.И.Арикайнен

Оцифровка и корректура: И.В.Капустин

Центр притяжения - Северный полюс.

Рассказывает Фредерик Кук
Наша арктическая экспедиция родилась без обычной шумихи. Она была подготовлена за один месяц и финансировалась Д. Р. Брэдли, спортсменом, которому хотелось всего-навсего поохотиться на севере; пресса безмолвствовала. Хотя втайне я лелеял в душе честолюбивую надежду покорить Северный полюс, у нас не было какого-либо четко разработанного плана. На средства Брэдли мы купили шхуну, переоборудовали ее, подкрепили корпус для плавания во льдах, установили бензиновый двигатель. На борт шхуны погрузили специальную древесину для изготовления нарт, инструменты, одежду и прочее снаряжение. 3 июля 1907 г. шхуна "Джон Р. Брэдли" отправилась из Нью-Йорка в арктическое плавание.
В августе шхуна достигла мыса Робертсон, где Брэдли пригласил на борт целый кортеж проводников-эскимосов, и мы направились к проливу Смита. По пути зашли в Эта, где мы решили подготовить шхуну к обратному плаванию. Сами на моторной лодке добрались в Анноаток - самое северное поселение на земле. Я подумал о том, что именно здесь мне нужно создать базу для броска на север. Я сообщил Брэдли о своих намерениях. Он не был слишком оптимистичным по этому поводу, однако пожал мне руку и пожелал удачи. Затем мы вернулись в Эта, откуда 26 августа шхуна "Брэдли" направилась в Анноаток. Здесь мы выгрузили необходимое снаряжение и организовали базу для броска на север. Из экипажа шхуны я выбрал себе в спутники Рудольфа Франке, молодого немца, сильного, добродушного, с хорошей научной подготовкой. 3 сентября шхуна ушла на юг.
В Анноатоке, соорудив домик из упаковочных ящиков, мы приступили к изготовлению нарт и подготовке двух комплектов меховой одежды. Попутно мною продумывался план путешествия. Я решил отказаться от известного "американского пути" и достичь вершины мира в секторе между Аляской и Гренландией. Этот маршрут служил также защитой от чрезвычайно коварных течений у берегов Северной Гренландии. Заход солнца 1907 г. вдохновил меня на завершение подготовки снаряжения, с которым мне предстояло начать покорение полюса на восходе солнца в 1908 г.
Продумывая поход к полюсу, я отводил особую роль нартам, которые должны были обладать крепостью стали, легкостью и эластичностью самого прочного дерева. Я прежде всего изучил весь опыт, накопленный эскимосами при изготовлении нарт. В конце концов я остановил свой выбор на нартах длиной 12 футов и шириной 20 дюймов. Кроме того, мы подготовили к путешествию складную парусиновую лодку длиной 20 футов с деревянным каркасом. К рождеству продовольствие, топливо и лагерное снаряжение были готовы.
19 февраля 1908 г. я отправился к Северному полюсу. 11 нарт управлялись девятью эскимосами, мной и Франке. Их тащили 103 собаки. На нартах было 4 тыс. фунтов запасов для перехода по льдам полярного моря и 2 тыс. фунтов моржовых шкур и жира. Мы пересекли пролив Смита и вышли к восточному берегу Элсмира, откуда 25 февраля начали пересекать материковый лед. По пути не один раз охотясь на мускусных быков, мы к 3 марта добрались до побережья пролива Юрика. Следуя по нему, а затем по проливу Нансена, мы вышли к мысу Свартенвог2. Именно от этой точки планировал я совершить бросок напрямик к полюсу. Отсюда до него пятьсот двадцать миль. К этому времени менее чем за месяц мы покрыли уже около четырехсот миль.
Я решил сократить партию до минимума, приемлемого для выполнения задачи. Пристально изучив каждого человека в группе, я остановил окончательный выбор на двух эскимосах приблизительно 20 лет от роду. Мы отобрали 26 лучших собак, а на двое нарт весом по 50 фунпогрузили все самое необходимое для похода, который по предварительным расчетам должен был длиться 80 суток.
Наше лагерное оборудование включало один примус, три алюминиевых ведра, три кружки, ложки, три оловянные тарелки, 10 различных ножей, две винтовки, 110 патронов, один топорик, один ледоруб, запасы линя и ремней, три вещевых мешка. Кроме того, мы взяли с собой одну шелковую палатку, два спальных мешка из оленьих шкур, меха для подстилки, запасные части к нартам. Я был вооружен полевым биноклем, карманным компасом, жидкостным компасом, астролябией и секстаном, тремя карманными хронометрами, одними часами и шагомером. Для выполнения различных наблюдений мы взяли материал и инструменты для топографической съемки местности, три термометра, один барометр-анероид, фотокамеру и пленки.
Мы составили запас продовольствия таким образом, что пеммикан стал практически нашим единственным продуктом питания: по одному фунту пеммикана на человека в течение 80 суток (240 фунтов) и по одному фунту на 6 собак в течение 80 суток (480 фунтов). Двадцать менее выносливых собак мы собирались использовать одну за другой в качестве корма для их же собратьев на переходе. Сверх указанных 720 фунтов мы везли 200 фунтов пеммикана на всякий случай. Кроме этого, в наши запасы входили 50 фунтов филея овцебыка, 40 фунтов сгущенного молока, 60 фунтов молочных галет, 10 фунтов концентрата горохового супа, 40 фунтов бензина, 2 фунта древесного спирта, три фунта свечей, фунт спичек и 40 фунтов прочих продуктов.
Наконец я назначил старт на 18 марта 1908 г. Перед самым выходом два эскимоса вызвались сопровождать меня в течение 2-3 суток, а затем вернуться назад. Пристегнув упряжки, мы опустили бичи на спины собак, и они понеслись прыжками. Наш первый переход был удовлетворительным. Мы покрыли 26 миль. Затем прилежно трудились и соорудили комфортабельное иглу. Во время нашего второго пробега мы покрыли 21 милю, во время третьего - 16 миль. Затем двоих эскимосов с 18 собаками и двумя пустыми нартами я отправил назад к суше. К этому времени из девяти градусов широты, которые отделяли нас от полюса, мы преодолели один. Мы сделали это, пе израсходовав ни фунта продовольствия из запаса, предназначенного для 80-дневного пути.
Мы продвигались со скоростью 2,5 мили в час. С учетом обходов и задержек у торосов количество часов на ходу давало нам довольно точную оценку пройденного расстояния по прямой в день. В этом мне помогал и шагомер и компас. Таким образом, я мог прокладывать курс на карте-сетке. Наше место на 20 марта было: 82°23' с. ш., 95°14' з. д. 22 марта мы достигли Большой полыньи в несколько миль шириной. К этому времени первая сотня миль была лройдена. На следующее утро, широко расставив ноги в снегоступах, мы медленно прошли по тонкой простыне льда, которая заметно прогибалась под нами. Оставив позади все опасности Большой полыньи, мы продолжали курс так, чтобы достичь точки пересечения 85-й параллели с 97-м меридианом. Небольшие перемещения льда, которые мы замечали, происходили в восточном направлении*. Чтобы учесть дрейф, мы нацелились несколько западнее полюса.
Замер высоты солнца в полдень 24-го показал, что мы находимся на 83°31' широты. Расчетная долгота оказалась равной 96°27'. Утром 25-го я неожиданно проснулся и почувствовал, как лед заходил ходуном. Инстинкт подсказал мне вскочить на ноги, я успел лишь попытаться подняться, когда совершенно неожиданно все, что находилось подо мной, ушло, поехало куда-то из-под меня. Еще мгновение - и стало ясно, что произошло: трещина внезапно прошла как раз там, где лежал я, и я в своем спальном мешке совершенно беспомощно барахтался в морской воде. Я был на грани потери сознания, когда почувствовал, как чьи-то руки подхватили меня под мышками. С ловкостью, присущей эскимосам, мои спутники вытащили меня из воды. К моему счастью, все обошлось.
30 марта небо на востоке покрылось синими полосами. Вскоре облака рассыпались и унеслись прочь. Полные таинственности небеса на западе прояснились. К моему удивлению, под ними открылась новая земля. Кажется, я испытывал волнение самого Христофора Колумба. Насколько я мог заметить, земля представляла собой непрерывное побережье, которое простиралось примерно в 50 милях к западу параллельно нашему маршруту. Она была покрыта снегом, льдом и совершенно пустынна. Однако это была настоящая земля, которая внушала ощущение безопасности, какую только может предложить человеку земная твердь. Наш запас продовольствия не позволял нам выкроить время для того, чтобы исследовать новую землю. Низкий туман скрывал очертания берегов. С нашей точки наблюдения мы видели только верхние склоны. Отчетливо наблюдались два массива земли. Все это побережье тянулось вдоль 102-го меридиана. Я записал на карте название "Земля Брэдли". Это случилось в точке 84°50' с.ш., 95°36' з.д.
По мере того, как удаляясь от Земли Брэдли, мы продвигались на север, подвижка пакового льда, вызванная близостью земли, прекратилась. Материально ничего не изменилось вокруг нас, отодвинулся только горизонт. Подножием нам служил твердый надежный покров, который тем не менее постоянно двигался на восток. Изо дня в день, час за часом я видел только ледяные холмы и обширные равнины. В течение многих дней мы не наблюдали никаких признаков жизни. Я часто имел возможность измерять толщину льда. На основании моих наблюдений я пришел к выводу, что за один год толщина такого льда достигает не более 12-15 футов. Иногда мы пересекали поля в 50 футов толщиной. Основные причины такого роста толщины льда в полярном море - частые снегопады в сочетании с периодическими оттепелями и заморозками, летом вызывающие процесс, сходный с наращиванием ледникового льда. К 8 апреля мы достигли точки 86°36' с.ш., 94°02' з.д. Дрейф льда отбрасывал нас незаметно к востоку.
Серьезным дополнением к моим каждодневным обязанностям стали постоянные записи и обсервации, которые я делал твердым карандашом в двух маленьких записных книжках. Определение места 11 апреля дало нам широту 87°20' и долготу 95°19'. Собаки рвались прыжками вперед, и за двое суток мы прошли от 87-й до 88-й параллели по льду, вовсе лишенному торосов и линий сжатия. Лед имел прочную волнистую поверхность ледникового льда с эпизодическими поверхностными трещинами. Вода, которую мы получали из этого льда, была пресной. Мои обсервации, казалось, не указывали на наличие дрейфа, но тем не менее мои комбинированные расчеты не позволяют мне утверждать - находились ли мы на суше или в море; я склонен думать, что это был лед, лежавший на низкой или даже погруженной плоскости суши.
14 апреля мои наблюдения показали широту 88°21' и долготу 95°52'. Ветер с сатанинской силой дул с запада. Дрейфа почти не наблюдалось. Однако с большим сожалением я стал замечать признаки недавней активности льда. Он стал более неровным, с открытыми трещинами то тут, то там. С приближением полюса мое воображение разыгралось. Моим эскимосам казалось, что они видят медведей и тюленей. Я часто наблюдал появление новых земель, однако с изменением местоположения источника освещения горизонт всякий раз прояснялся. От 88-й до -и параллели лед лежал большими более ровными полями, чем это было южнее. В некотором роде лед был таким же, как южнее 87-й параллели. 19 апреля мои расчеты показали, что мы находимся в точке 89°31' с.ш., 94°03' з. д.
Дальше мы двигались к цели по гладкому льду, хотя и встречали торосы и узкие полыньи. Все ближе и ближе подходили мы к цели. Удар за ударом мое сердце полнилось восторгом победы. Наконец мы коснулись вожделенной отметки! Мы - на вершине мира! Под порывами морозного бриза флаг развевается на Северном полюсе! С точки зрения географии можно сказать, что мы прибыли в точку, где сходятся все меридианы. Долгота, таким образом, была равна нулю. Время стало негативным фактором. Раз нет долготы, значит, нет времени. Часовые пояса Гринвича, Нью-Йорка, Пекина и всего света сливались здесь вместе. В этом месте год состоит только из одной ночи и одного дня. Здесь существовала только одна сторона света - юг. Серия наблюдений, с помощью секстана, искусственного горизонта, хронометра проделанных через каждые 6 часов, начиная с полудня 21 апреля до полуночи 22 апреля, позволила установить наше местоположение с достаточной точностью. Когда мы оказались на полюсе, разницы в длине теней не наблюдалось, так же как в цвете и четкости контуров днем и ночью. Фотографии снежного домика и наши собственные фотографии, отснятые тогда же и проявленные годом позже, показывают одинаковость длины теней.
Мы провели около двух суток в районе Северного полюса. Прежде чем тронуться в обратный путь, я заложил в металлический пенал записку, в которой сообщил о своем открытии. Оглянувшись всего несколько раз, мы заторопились домой вдоль 100-го меридиана. Я пришел к выводу, что попытка вернуться тем же маршрутом, каким мы шли к полюсу, не сулила нам больших преимуществ, потому что много времени будет отдано поискам наших же собственных следов. Почти непрекращающийся слабый снегопад, который неизменно приходился на какую либо часть суток ежедневно, наверняка засыпал наши следы, и это обстоятельство превращало так называемый наезженный путь в нечто для нас совершенно бесполезное в смысле облегчения возвращения. Возможность использования на обратном пути уже выстроенных домов не привлекала нас. Тем более что в двух случаях из трех солнце и штормы полностью разрушают такое убежище за двое-трое суток.
30 апреля шагомер зарегистрировал 121 милю, и по нашей системе счисления получили широту 87°59', долготу- 100°. Астрономические наблюдения показали широту 88°ОГ, долготу - 97°42'. Нас относило на восток, по-видимому, со всевозрастающей скоростью. Для того чтобы скомпенсировать этот дрейф, мы двинулись на юг, отвернув немного западнее. В районе 88-й параллели мы преодолели большие массивы тяжелого льда; ровные поля, которые встречались нам на северном маршруте, куда-то исчезли. Сквозь мятущиеся снега штормов, когда ветер стонал в наших ушах и оглушал нас под вызывающий ужас вой голодных собак, мы пробивались вперед, прилагая нечеловеческие усилия. В течение нескольких суток астрономические наблюдения были невозможны. Мы могли только гадать, где находимся. Мы тянули на полрационе и с каждым днем слабели.
24 мая небо прояснилось в достаточной степени для того, чтобы позволить мне проделать серию обсерваций. Я вычислил, что мы находимся на 84-й параллели поблизости от 97-го меридиана. Новая земля, которую я приметил по пути на север, была скрыта низким туманом. Мы по-прежнему зависели от устойчивого восточного дрейфа и поэтому прокладывали курс несколько западнее направления на Свартенвог. Когда мы пересекли 83-ю параллель, то оказались западнее Большой полыньи. Расход продовольствия для людей и собак был сокращен, а трудности ледового путешествия увеличились так, что нас охватило отчаяние. Мы шли в течение 20 суток, не имея представления о своем местонахождении.
Однажды утром туман все же рассеялся. Земля маячила к западу и югу от нас. Я сделал обсервацию. Она показала широту 79°32' и долготу 10Г22'. Мы были далеко от того места, где должны были находиться - в море Кронпринца Густава. К востоку были низкие горы уИ высокие долины Земли Акселя Хейберга, на восточном ^берегу которой находился наш ближайший склад. Однако между нами и этой землей пролегали 50 миль мелкокрошеного льда и непреодолимых разводьев. По этой причине мы двинулись на юг в глубь пролива Хасселя в надежде на появление молодых тюленей. Главной нашей задачей было немедленное удовлетворение мук голода. Вскоре нам удалось подстрелить первого белого медведя, затем второго, третьего... Обеспечив себя таким образом продовольствием, 19 июня мы приняли решение пробиваться по проливу Веллингтона к проливу Ланкастер в надежде встретить там в июле-августе какое-нибудь китобойное судно.
По дороге на юг дрейф унес нас в пролив Пенни, и мы в конце концов постарались пробиться к берегу на полуострове Гринелла. Оттуда мы вышли к побережью Северного Девона, который стали преодолевать посуху 4 июля. Вскоре показалась радующая сердце синева пролива Джонса. Открытая вода простиралась насколько хватало глаз, нарты становились совершенно бесполезными, охоты не было, мы израсходовали почти все патроны. Мы могли вверить свои судьбы только парусиновой лодке. Бросив собак, погрузив одни нарты в разобранном виде на лодку, мы отчаянно стали грести в сторону земли у мыса Спарбо. Вскоре мы почуяли приближение шторма, но, к нашему счастью, поблизости оказался айсберг высотой в среднем около 10 футов. Этот айсберг стал нашим убежищем. За сутки плавания на нашем "корабле", стремительно несущемся по воле ветра и течений, мы растеряли то расстояние, на преодоление которого ранее затратили две недели. Вскоре айсберг перестал блуждать и занял неподвижное положение. Когда мы были в 10 милях от мыса Вера, мы спустили нашу лодку и нашли более надежное убежище на тверди земной. Здесь с помощью рогатки, системы петель-ловушек и прочими способами, которым нас научил голод, мы охотились на чаек, кайр, гаг, зайцев. Один из наших последних патронов мы потратили на огромного тюленя. Он пал. Мы предались продолжительному пиршеству.
В один из дней мы удалились от мыса Кап-Спарбо на лодке. Когда мы пересекали бухточку по направлению к полосе льда, неожиданно с кормы на лодку набросился морж и бивнем пронзил брезент обшивки. Один из эскимосов быстро прикрыл телом пробоину, а мы гребли изо всех сил к ледяному блину. Мы спешно вытянули лодку на льдину вместе со всеми припасами. Она уже успела наполниться водой на три дюйма. С помощью иглы, пожертвовав часть обуви, мы отремонтировали лодку.
Снова отправились в путь. 7 августа мы прошли мыс Белчер. Держась полосы воды у берега, мы двинулись на восток. Путь нам преградили льды. И тогда в конце августа мы протолкались сквозь окружавший нас пак к небольшому, но прочному ледяному полю, которое, дрейфуя то вперед, то назад, медленно доставило нас к мысу Белчер. Считая, что наши попытки пробиться в море Баффина тщетны, мы решили вернуться на мыс Спарбо. С пустыми желудками мы двинулись на запад искушать нашу судьбу. Мы были неподалеку от той земли, где голодали Франклин и его люди. У них были патроны. У нас их не было.
По дороге к мысу Спарбо неожиданно что-то белое, сверкающее пронзило днище лодки! Это был бивень моржа. Вода хлынула внутрь. Один из эскимосов зажал коленом отверстие, частично закрыв доступ журчащему потоку. Затащив лодку на льдину, мы залатали дыру куском обуви. Снова мы погребли к земле. Примерно половину пути на протяжении двух миль нас преследовало стадо моржей. Но все обошлось, и в первых числах сентября мы достигли желанной земли - мыса Спарбо на берегу пролива Джонса. Здесь мы обнаружили брошенную эскимосскую деревушку. На месте одного из старых жилищ мы соорудили наш дом и приготовились к зимовке. С помощью лука и стрел, гарпунов и копий, камней, лассо мы запаслись мясом мускусных быков в более или менее достаточном количестве и облегчили долгую зимнюю ночь. Теми же средствами мы охотились на зайцев, куропаток, песцов, тюленей.
В течение зимы в своем убежище мы вели жизнь людей каменного века. Внутри было холодно и сыро. В качестве источника тепла и света мы использовали жир мускусного быка, фитилем у нас был мех. Мы поддерживали этот огонь денно и нощно. Моей самой главной обязанностью была обработка наблюдений для публикации. Используя карандаши и резинку, я довел до совершенства свое искусство в экономии бумажного пространства и записал 150000 слов. Таким образом отчаяние и праздность, которые открывают дверь в сумасшествие, были отвращены. Только надежда добраться до дома придавала нам умственные и физические силы, чтобы вынести этот ночной кошмар.
11 февраля покрытые снегом склоны Северного Девона засияли под лучами восходящего солнца. Это был восход 1909 г. Солнце взломало стены нашей природной тюрьмы. 18 февраля мы вытащили наши реконструированные нарты, впряглись в них и стартовали в сторону мыса Сабин. Преодолевая в день около семи миль, мы миновали мысы Теннисон, Кларенс. По истечении 35 суток, полных непрекращающегося труда, мы умудрились достичь мыса Фарадея. К этому времени каждая клеточка нашего организма дрожала от холода и голода. 20 марта мы увидели медвежьи следы. Я извлек из кармана один из четырех патронов, которые предназначались на крайний случай, чтобы убить что-либо либо самих себя. Грянул выстрел - истекающий кровью медведь лежал на земле. Мы были спасены! Благополучно мы добрались до мыса Сабин и обнаружили, что пролив Смита был свободен от льда и открытая вода простиралась на 60 миль к северу. Пришлось совершить глубокий обход, чтобы попасть на противоположный берег - берег Гренландии. Мы настолько ослабли, что иногда ползли на четвереньках. Однажды мы увидели Анноаток. Эскимосы, которые давно считали нас мертвыми, бросились нам навстречу. Здесь я встретился с Гарри Уитни, которому первому сказал, что достиг Северного полюса.
В Анноатоке я провел несколько приятных дней, а затем вместе с мистером Уитни отправился в Эта. Здесь я решил, не дожидаясь парохода, добраться в Упернавик. Это 700 миль пути, связанного с риском. В связи с предстоящими трудностями Уитни предложил позаботиться о моих инструментах, записных книжках и флаге. Я согласился и передал Уитни ящик, в котором хранились секстан, буссоль и прочие инструменты, а также дневник. 20 мая я добрался до Упернавика. В конце июня на датском судне "Годхааб" я отплыл из Упернавика и прибыл в Эгедесмюнде. Отсюда на борту "Ханса Эгеде" я направился в Копенгаген. По пути судно зашло в порт Леруик на Шетлендских островах, откуда я направил телеграмму с сообщением о достижении Северного полюса.
В Копенгагене под шум приветственных криков "Ханс Эгеде" отдал якорь. На причале столпились люди, встречающие меня. Затем интервью репортерам разных газет, приглашения на приемы, банкеты, кипы поздравительных телеграмм и газет. 7 сентября я изложил первый публич-, ный отчет о своем достижении Географическому общест-;>ву в присутствии короля и членов королевской семьи. Кронпринц вручил мне медаль. Несколько дней я занипригласили на банкет в ресторане "Тиволи", где мне вручили телеграмму, в которой сообщалось о достижении Пири.
Я сразу же поверил тому, что было в телеграмме. Я знал о многолетних потугах Пири и был рад за него. "Славы хватит на всех",- сказал я репортерам. На следующий день мне показали второе послание Пири, в котором говорилось, что мои эскимосы заявили о том, что я не уходил далеко за пределы видимости земли. Теперь, когда я подвергся нападкам Пири, я решил немедленно возвращаться домой и там лично ответить на обвинения.
На родине меня ждала лавина инсинуаций. Немногим людям, известным в истории, довелось подвергаться таким злобным нападкам, оскорблениям, с размахом организованной безжалостной травле в прессе, систематически выслушивать ложные, клятвопреступные обвинения. За взятки публиковались бюллетени фальшивых новостей, намеренно сфабрикованных моими врагами. Благодаря могуществу тех, кто ополчился против меня, я оказался отрезанным от прессы, мои статьи подвергались такой редакторской правке, что все, невольно задевавшее моих противников, попросту вычеркивалось. Я оказался жертвой кампании, развернутой, чтобы дискредитировать меня.
Эта кампания проводилась настойчиво и неустанно влиятельной организацией, располагающей неограниченными финансовыми средствами, заручившейся поддержкой псевдоученых, заинтересованных в успехе экспедиции Пири как с финансовой, так и с других точек зрения.
Я со всей ответственностью заявляю, что я достиг Северного полюса, достиг хотя бы приблизительно; я определил свое местоположение самыми точными инструментами с такой скрупулезностью, какая только была посильна при тогдашнем состоянии атмосферы и горизонта. Я до сих пор верю в то, о чем заявил всему миру по возвращении- я первый человек, который достиг точки на земле, известной под названием Северный полюс