Борис Мамлин
шеф-редактор продюсерского центра LBL-Сибирь, журналист

Статья прислана автором

Фотографии: http://antarctica.sc.ru/

Международная Антарктическая экспедиция "Навстречу 21 веку".

17 декабря 1999 - 31 января 2000 Международная Антарктическая экспедиция "Навстречу 21 веку".
70 участников из 18 стран мира. В их числе семь новосибирцев: настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы о. Виктор Сметанников, в дальнейшем батюшка; радист экспедиции Юрий Заруба; Сергей Хадарин - опытный парашютист, более 1500 прыжков; Юрий Падчеров парашютист начинающий; Евгений Рассказов - продюсер компании ЛБЛ-Сибирь, приглашенной для создания фильма об экспедиции; Павел Меняйло - режиссер, уставший от рекламы и мечтающий снять в своей жизни что-то большое и светлое, чтобы оставить потомкам (отец троих, нет, четверых детей); Борис Мамлин - журналист, решивший записать все подробно, чтобы наконец-то рассказать жене обо всем, что происходило, чтобы она не обижалась, как обычно бывает по возвращении из очередной экспедиции, что ничего ей в подробностях неизвестно

Ожидание

17.12.99 Москва 17.46 Военный институт аэрокосмической медицины. Нищета. Самая ценная вещь в кабинете - карта Антарктиды. Если не считать старющего компьютера 286.
Лежим на мешках и травим байки. Игорь - зам. по тылу экспедиции, рассказывает, как в его родном г. Энгельсе они срезали колесные редукторы для новейших антарктических вездеходов с советских стратегических бомбардировщиков ТУ-22. Американцы не зря упирали на уничтожение этих самолетов - их невозможно обнаружить с передней полусферы. Так вот, на каждом вездеходе 6 редукторов. То есть, на 8 вездеходов ушло 12 стратегических Ту-22! Нет, положительно в этом что-то есть: распилить дюжину стратегов, понаделать из них вездеходов и свалить навстречу третьему тысячелетию в Антарктику. Умом Россию не понять... Игорь смеется: НАТО должно платить нам - благодаря экспедиции уничтожение ТУ идет с опережением графика.
В соседней комнате, в кабинете полковника Гольцева заседает штаб. На столе Юрия Алексеевича замечательная цветная фотография - изящный гриб водородной бомбы над Новой Землей. Все ждут команды: подтверждения о приеме от всех стран, куда мы должны попасть. Чиновники в пятницу вечером разбежались на уикэнды, и добиться разрешения очень сложно.

19.00 Приехала съемочная группа "Доброго Утра" - сняли сюжет о нашем отлете. Правда, они полдня прождали нас на аэродроме, не дождались и приехали. Сашка Бегак показал игрушечного пингвина - купил в соседнем ларьке, отвезет в Антарктиду и подарит младшему брату. Мы пошли и скупили всех - в киосках такой ажиотаж!
Радисты рассказали, что одним из самых известных радиолюбителей был король Иордании Хусейн. У его гроба Билл Клинтон сказал, что известность Хусейн приобрел еще и благодаря своему увлечению. И распорядился установить на борту своего самолета AIR FORCE 1 любительскую аппаратуру. На что Хиллари съязвила: мол, пусть лучше в эфире балуется, чем с Мониками по кабинетам.

Братские отношения

Около часу ночи 17 декабря вылетели в Минск. Белоруссия встретила жутким ветром, снежными зарядами и отказом чиновников заправлять наш самолет. Ночь была ужасно холодной -- снег заметал наши рюкзаки, вынесенные из самолета, чтобы освободить место для погрузки вездеходов. Ни у кого, кто видел эти машины впервые, они не вызвали большого энтузиазма. Особенно, у бортоператора Сидорыча. Белорусы не были абсолютно уверены в своих машинах и клялись, что это самое лучшее на сегодняшний день.
Погрузка продолжалась 14 часов. Сначала из самолета вынули три специально сконструированные и изготовленные фермы для крепления машин. Затем вездеходы -- 8 штук подкатили к самолету, сняли колеса и с помощью лебедок засунули их в фермы. Тяжелый труд. Ужасный холод. Бесконечная ночь. Такое впечатление, что мы не в Минске, а в Якутске. Инспекторы Федеральной Авиационной Службы Димка Глаголев и Серега Сопов вместо того, чтобы стоять в сторонке и проверять правильность погрузки и швартовки грузов на борту, лично вкалывают наравне со всеми - подсказывают, толкают, тянут, грузят и т. д.
В это время руководитель экспедиции Владимир Чуков уламывает правительство Белоруссии, чтобы оно дало команду заправить нас бесплатно. Это еще труднее, чем грузить в самолет тяжеленные платформы. Белорусское правительство сначала обещало дать полную заправку бесплатно, но в день вылета, буквально за пару часов до старта ни с того ни сего потребовало за топливо наличные деньги, очевидно посчитав, что обратной дороги у полярников нет и деваться им некуда.
Деваться действительно было некуда. Чуков и его заместитель Евгений Бакалов согласились на условия чиновников, но по прилете в Минск взяли их за жабры и платить отказались. Наши тоже не лыком шиты! Белорусы долго упирались, но в конце концов слова типа "Программа ООН", "Тысячелетие", "Политическая акция", "Лукашенко одобрил" и наглые физиономии руководителей экспедиции сделали свое дело - белорусы заправили самолет бесплатно. Правда, вместо обещанных 80 тонн дали 50. Но и эта была победа. Загудели двигатели и союзное государство исчезло из виду.

Впереди - Мадрид!

До самого взлета из Москвы уверенности в том, что экспедиция состоится, не было ни у кого. Денег на экспедицию собрать не смогли. Дефицит бюджета - 150 тысяч долларов. Организованные в Москве солидные "Комиссии по встрече 3000-летия", премьер Путин, прочие узнаваемые личности, все поначалу обещали всемирную поддержку этому проекту. Обещали денег и покровительство. Действительно, такая акция - прыжок с парашютом на Южный Полюс, тысячекилометровый переход по Антарктиде, встреча Нового тысячелетия века-года на самом чистом материке планеты ...
Но началась война в Чечне и не стало денег на экспедицию. Началась предвыборная истерика и не стало покровительства: "Оргкомитет в Москве? А-а, Лужковско-Примаковская акция!" "Кто участвует? Самолеты, парашюты, крутые мужики? Так это Шойгу, что ли?" И так далее. А если учесть, что Чуков хорошо умеет ходить на лыжах, а Бакалов прыгает с парашютом лучше всех, но тот ни другой не умеют выколачивать деньги, то становится ясным, почему в холодном и полутемном международном аэропорту Минска 33 уставших, грязных и голодных мужика спали на мраморных подоконниках, на неудобных креслах и почитали сие за превеликое счастье после ночи, проведенной на улице в слякоти и снегу Белорусской зимы.
В сонной голове медленно перевариваются потрясения минувших суток. При загрузке последней, или как говорят летчики и парашютисты, КРАЙНЕЙ платформы, на которой покоилось аж 4 вездехода вместо двух маленьких прицепов, как на остальных, выяснилось, что платформа не входит в самолет по высоте. Нет, инженеры не ошиблись в расчетах -- железо было правильным. Проблема оказалась в 30-мм досок, которые уложили между вездеходами, дабы они сидели в своих норах плотно и туда-сюда не ездили. Плюс 30мм, крюк лебедки под потолком транспортника и, в итоге огромная неподъемная железяка с четырьмя разноцветными коробками зависла на тросах и на глазах изможденных белорусов, которые всю ночь и весь день толкали, отвинчивали, грузили и матерились на чем свет...
Все поняли, что сейчас нужно будет откуда-то взять давно покинувшие силы, вытащить два верхних вездехода, вынуть из-под них доски и загрузить обратно...
Десятки глаз устремились на бортоператора Серегу Близнюка, который как всегда невозмутимо с пультом лебедки в руках взирал на то, как Грязный Глаголев разглядывал зазоры между крышей, платформой и полом. Это был звездный час бортоператора Сереги Близнюка. Теперь вся надежда была на него. И кто вообще сказал, что бывают только летчики-испытатели и штурманы-испытатели? Плюньте ему в глаз! Серега Близнюк - борт-оператор-испытатель! Самый настоящий. Вообще, в КБ Ильюшина, в летной его части, фамилия Близнюк известна каждому. Шеф-пилот фирмы "Ильюшин" - знаменитый на весь мир Герой Советского Союза летчик-испытатель Станислав Близнюк. Он испытывал кучу машин. Но есть еще два Близнюка - два ковбоя, два мачо, два гаучо, Василий Иваныч и Петька, да кто угодно - бортоператоры-Близнюки: Григорич - брат героического летчика, и сын Григорьича Серега Вообще, профессия бортоператора, может и менее героическая, но не менее важная чем, скажем, пилот или штурман. Кто тащит в самолет все, что плохо лежит и может быть использовано экипажем? Правильно. Кто следит за непререкаемым правилом - кто первый сходил в ведро, тот потом выносит его в конце полета? Так точно. Кто загружает, разгружает, герметизирует двери, ставит лестницу, убирает лестницу, гоняет бестолковых пассажиров, десантников и прочий элемент, а также устанавливает неформальные отношения с аэродромной обслугой в любой части земного шара, несмотря на отсутствие лингвистических познаний? Абсолютно верно. Люди, работающие бортоператорами, достойны быть воспетыми в кинокартине типа "Особенности национальной транспортной авиации". И наверное, это скоро произойдет. По крайней мере, есть такие планы.
...Серега Близнюк смотрел на платформу, которая не влезала в его самолет. Все, кто грузил эту платформу, смотрели на Серегу. Перегружать вездеходы не хотелось никому. С легкостью и изяществом ювелира Серега крутит ручки электропривода лебедки Григорьич следит за поведением платформы. Глаголев и Сопов что-то орут изнутри. Гигантская стальная конструкция медленно изменяет свое положение в пространстве и снова медленно вползает в самолетную (можно было бы написать "пасть", но расположена она сзади, как раз под хвостом, но размеров таких, что на то, что приходит на ум, никак не похожа) рампу. Снова неудача. Но Близнюки не сдаются. Ведь они - испытатели! Близнюки рискуют. Они оттягивают лебедки от платформы и она провисает как в гамаке, на стальных цепях. Отец Виктор молится. Не вслух, про себя. Я знаю, что батюшка молится, потому что если не молиться в такие минуты, то когда и вообще зачем молиться?
Лебедка повизгивает своими электромоторами. Звук какой-то космический. Платформа приподнимается на какие-то миллиметры и вползает, вползает, вползает в рампу! Мы аплодируем грязными и мокрыми перчатками. Потому что если не аплодировать в такие минуты, то зачем и когда вообще аплодировать!
4 часа до Мадрида. Мы спим "на втором этаже" между верхними вездеходами и крышей самолета - там где она круглая, как у кита, немного свободного пространства. Мы побросали туда пуховики, теплые комбинезоны и спальники и устраиваем эдакие гнезда Если бы "чужих" или "звездный десант" снимали русские, все выглядело бы примерно так. Вернее, нет: если бы все события, описанные в этих фильмах имели место и в них участвовали русские, все было бы именно так. Подо мной огромные резиновые колеса вездеходов. Почти перина. ИЗ полета до Мадрида не запомнилось ничего. Спали, как убитые.
Но по сравнению с тем, что нас ожидало на пути к Антарктиде, Минск оказался цветочками.
Герой России, заслуженный летчик- испытатель, славный сын Башкирии Игорь Рауфович Закиров, совершивший в новогоднюю ночь 85/86 беспосадочный перелет "Из Москвы в Москву с заходом на Северный Полюс", как он выразился в одном интервью и наделавший еще много чего невероятного, что и рассказать - не поверите, плавно посадил много-тонную махину на асфальт Мадридского аэропорта Борхес. Сразу же воз-никло ощущение заграницы - после легкого толчка при касании шасси о грешную землю никакой вибрации, толчков, ухабов и стыков бетона не последовало. Мы плавно поехали по идеально гладкой поверхности. В открытую дверь ворвалось испанское солнце. Валера Белоусов, не дожидаясь лестницы, приступил к переговорам с девицей в синей форме- брючном костюме и радиостанцией, на маленькой машинке с эмблемой испанской авиакомпанией "IBERIA". После злобных белорусских мужиков в дубленках на фоне серого неба и холода, Испания показалась не то чтобы раем, но очень хорошим местом. Рядом с девушкой - очередная наша знаменитость - Иван Трифонов, Австрия. Самый крутой пилот воздушных шаров. Легче перечислить по пальцам места, где он не летал. Иерусалим, Багдад, Красная площадь, Эверест, Северный полюс, Стратосфера: Потомок болгар и русских, перебравшихся а Австрию, инженер - химик, австриец Иван Трифонов, официальный пилот воздушного шара ООН. Рядом маленький смуглый испанец с лицом и именем сутенера или брачного афериста - Анульфо. Он тоже летает на шаре. Он тоже собирается в Антарктиду. Он решает вопросы заправки и стоянки нашего "Ила" в Испании. Внешность обманчива. Но не на этот раз. Сначала Анульфо передал информацию о ценах на испанский керосин и ее вбили в бюджет экспедиции. По прилете в Мадрид выяснилось, что цены выросли. За сутки или за двое. С этим тоже согласились скрепя сердце. Анульфо просек, что платят наличными долларами. И как только маленький игрушечный заправщик отъехал от самолета, выяснилось, что произошла трагическая ошибка - цены, которые назвали при посадке и заправке оказались октябрьскими, а на дворе в Испании - декабрь, так что порфавор, деньги на бочку еще разок. И на всякий случай со всех сторон самолет окружают заправщики, полицейские машинки, уборочные комбайны и прочий мусор. Анульфо - а иначе его не назовешь - рассчитал все очень правильно: сегодня воскресенье, давить не на кого, все чиновники и политики, которые боятся слов "UN", "MILLENIUM EXPEDITION" на своих фазендах, а единственное официальное лицо - менеджер топливной компании, похожий на Берию.
Испанцев удалось уломать и платить пришлось меньше, чем хотели они, но больше, чем рассчитывали мы. Бюджет экспедиции тает. Двигатели оглушительно ревут. Следующая остановка - неведомые острова Зеленого Мыса. И кажется, что самым легким и приятным этапом нашего путешествия будет Антарктика - без менеджеров, политиков, заправщиков и прочей нечисти.
Ночь. Аэродром - как в кино про Африку. Ангары с круглыми крышами. Джипы "Лендоверы" и пальмы. Песок и чернокожие ребята в белых рубашках.
То, куда мы прилетели, называется остров Сал, архипелаг и государство - Кабо Верде.
Денег на гостиницу у экспедиции нет. Проходим паспортный контроль, сдаем паспорта двум девицам негритянской наружности в форме - рост 1 метр 50 см, но очень серьезные игрушечные девицы с пистолетами. Невозможно смотреть без улыбки. Взамен паспортов получаем бумажки, которые сами же и заполнили, с печатями. Аусвайсы какие-то. Выходим на свет, вернее во тьму - в Кабо-Верде ночь. Аэропорт еще не достроен. Кругом пылища и темная - темная темнота. Перед аэропортом памятник. Коренастый мужичонка - африканец в вязаной шапочке, в форме с карманами, в высоких армейских ботинках, стоит на невысоком - сантиметров 40 - постаменте, в натуральную величину и одной рукой - нет, не указывает в светлое будущее, а держится за кобуру с пистолетом. Самое удивительное, что памятник - в очках! Вы когда-нибудь видели памятник в очках? Скажем, Ленин в очках, Маркс в очках или Королев в очках?: А тут стоит себе какой-то кабо-вердийский вождь бананового пролетариата в очках. Такой вот соц. реализм. Никаких размеров с подъемный кран. Никаких постаментов с пятиэтажный дом. И никаких надписей, типа "Мокеле - Мбембе и Чарли Фонсека здесь были". Одно слово: Африка! Все не как у людей. Несмотря на поздний час и густую черную африканскую ночь, спать не хотелось. Хотелось есть. Диковинные пальмы, знойный ветер - огни настоящего африканского! города возбуждали и притягивали. Рядом с аэропортом - буквально напротив, за спиной памятника в очках небольшой бар. Он почти пуст. На английском, хорошим настолько, что его понимают говорящие по-португальски жители независимой Кабо-Верде, заказываем еду и тут кто-то предлагает отправиться в город на автобусе, который как раз собирается туда. Растоптаны последние попытки инстинкта самосохранения убедить нас в том, что делать этого не стоит: Может быть тому причиной минские холода, испанские интриги, систематическое недосыпание и перелеты во чреве Российского военного-транспортного Ил-76. Может близость таинственной Африки, остров, ночь, тьма, может просто бестолковость, но так или иначе священник, два офицера-спасателя, офицер спец.наза и съемочная группа LBL-Сибирь в полном составе, а также радисты экспедиции едут в город в сопровождении чернокожего дельца, который выглядит, как ему и положено - бейсболка задом наперед, пиджак поверх футболки, джинсы и кроссовки, в руках китайский радиоприемник с выдвинутой антенной, как армейская радиостанция или сотовый телефон. Чарли чрезвычайно крут. Он называет меня "Босс" - я говорю по-английски и веду переговоры о том, куда мы пойдем ужинать. Чарли ужасно говорит по- английски, заискивающе-услужливо улыбается, смеется и говорит, что все будет о'кей. Мы договорились, что автобус повозит нас по городу и мы сможем посмотреть, как, где, чего и почем. Въехав на центральную площадь города, который размерами очень походит на стадион в Лужниках, водитель сказал, что его время закончилось и он отправляется домой. Это слегка напрягло, но мы вышли из автобуса и направились в летний ресторанчик, полный народа и звенящий веселой музыкой и непринужденной южной болтовней.
Чарли сказал, что парень за стойкой - его старший брат. Я ответил, что это заметно - парень выглядит гораздо серьезней Чарли. Чарли сказал, что я тоже выгляжу серьезно. Еще бы - ухо начало болеть еще со времени взлета в Мадриде и с тех пор не переставала эта резкая боль ни на минуту. Серьезный парень за стойкой в ответ на мой вопрос об ужине на нашу команду без тени улыбки что-то сказал по- португальски. Заведение закрывается. Ладно, идем в другое заведение. Ресторанчик на втором этаже дома на соседней улочке тоже очень маленький. Зал метров 40. Нас усаживают за сдвинутые столы испуганные чернокожие официантки, хозяин - худощавый человек лет пятидесяти, о чем-то говорит с Чарли. На столе появляются бутылки местного пива и вино. Мы долго рядились по поводу еды - лобстеры или свинина, говядина или кальмар? В ресторане удушливый запах жаренного или копченого мяса или рыбы. Очень резкий. Есть не хочется. Вдруг выясняется, что и этот ресторан закрывается и здесь нас тоже не накормят. Наваждение. Ведь нас уже посадили за столы! Босс - извивается Чарли - Босс, я знаю место, где есть лучшая еда! Спасибо, Чарли, - говорю я, мы уже не хотим есть! О 'кей, о'кей - улыбается Чарли. Мы расплачиваемся за пиво и вино и отправляемся на чистый воздух. Средний курс местных эскудо - сто за один доллар. Местные, го-ворит Чарли, ненавидят португальцев. Потому что местные были рабами португальцев несколько сотен лет. Сейчас колония обрела независимость. Все очень похоже на российскую деревню, типа больших и цивилизованных - Черепаново, Коченево. В магазинах - тайваньские примитивно розовые пластмассовые игрушки, гвозди, алюминиевые кастрюли, короче, абсолютно схожий с нашим ассортимент. Магазины закрыты, мы заглядываем в витрины. По улицам ходят редкие прохожие, проезжают джипы и мотоциклы. Тишина и патриархальная удовлетворенность. Денег на гостиницу у экспедиции нет. В гостиницу селят легендарную парашютистку Бернадетту Васину и Экипаж. Чуков, Драбо и Бакалов вместе со всеми спят на лавочках в аэропорту в двух километрах от того места, где мы стоим и решаем, куда отправиться дальше. Меняйло и Рассказов заявляют, что возьмут такси и отправятся купаться в океан. Бегак и Тарас идут в гостиницу ночевать за свой счет. Мы - Глаголев, я, Сопов, Трапезников и батюшка решаем отправиться в аэропорт. На нашу долю приключений уже достаточно. Такси до аэропорта стоит два доллара. Платить два доллара для того, чтобы проехать два километра никому не хочется. Решаем идти пешком. Городишко с освещенными улицами быстро заканчивается. Мы идем гуськом по обочине дороги, проложенной по абсолютно темной саванне. За нами метрах в пятидесяти подозрительная группка местных парней. Человек восемь. Примерно по два на каждого. Идем дальше. Черные уходят с дороги и обгоняют нас справа. Они идут в деревушку. Все. Они исчезли. Подходим к военной базе. Высокий забор, у ворот со звездами- советский "уазик-санитарка". И здесь мы отметились! Прямо в забор встроен бар, на стене нарисован солдат, указывающий рукой на дверь бара. И надпись по-португальски. Проходим базу - в 500-600 метрах заблестели огни аэропорта. Дорога проходит через холм. Прорыта ложбина, по обеим сторонам дороги - высокие холмы. Я иду впереди и говорю батюшке - отличное место для засады! Да, соглашается батюшка специального назначения, два пулемета - и все! Неожиданно сзади раздается резкий хлопок и мимо нас проносится на несусветной скорости машина. Резкий порыв ветра выносит передо мной какие-то целлофановые пакеты, мусор, какие-то шлепанцы: Ух ты! Говорю вслед лихачам и иду дальше. Меня останавливает резкий крик Димки Глаголева: Серега! Сере-га! Сопов лежит на обочине дороги лицом вниз. Ноги неестественно подвернуты и вытянуты вперед. На затылке у Сопова небольшое пятно крови.
Что случилось? - Кричу.
Все, убили, говорит Димка Глаголев: - Четыре доллара пожалели...
Я достаю фонарик и осматриваю Серегу. Крови на затылке совсем немного. Останавливаются машины, из них выскакивают какие-то люди и испуганно смотрят на нас. Я кричу, что нам нужен врач. Кто-то звонит по мобильному телефону. Мы осторожно трясем Сопова за плечо: Серега, Серега! Серега молчит и не шевелится.
Где камера? - Вдруг спрашивает Трапезников. Наш новый CANON нес батюшка. У меня паранойя - я иду искать камеру - в темноте не видно, на обочине валяются спутавшиеся обломки пластмассы, размером с нашу камеру и Серегин шлепанец. Вернее подошва с разорванными ремешками. Подбираю и то и другое и понимаю, что пластмасса - не камера, а здоровое зеркало от японской машины, расхлёстанное о Серегу Сопова. Около Сереги уже стоит полицейский. Отдаю ему зеркало и бросаю тапок рядом с Серегой. Вот тебе и банановая Республика. Догулялись. Серега зашевелился. Мы кинулись к нему. Бледный, как полотно, лицо в песке, крови и мелких камешках. Над правым глазом глубокая рваная рана, размером с копейку, вокруг - ссадины поменьше. Серега в шоке. Он пытается встать и стонет. Левая нога у Сереги опухла и как-то сместилась в сторону в том месте, где ступня. Или голеностоп. Похоже он сломан. Мы поднимаем Серегу и вместе с ним садимся в кузов какого-то джипа. Мы едем в больницу с Димкой Глаголевым, отправив остальных в аэропорт - доложить руководству экспедиции. Больница под стать городу. Фельдшерско-акушерский пункт, не более. Медсестра, смешливая метиска и здоровенная чернокожая врач в джинсах и футболке. Она говорит по-английски и мы обмениваемся фразами, приличествующими в данной ситуации. Серегу кладут на кушетку, вернее на операционный, он же осмотровой стол, раздевают и осматривают.
Он попрежнему в шоке. Устанавливают капельницу. Сестра никак не может попасть в вену. Иголка под Серегиной веной бродит вправо-влево, но кровью не наполняется. Я отправляю Димку в аэропорт, так как нужна Серегина международная страховка. Медсестра все еще не нашла Серегину вену. Какой-то мужчина, по-видимому, медбрат или фельдшер, берет эту иголку и вводит в другую руку. Есть попадание. Подключают капельницу. Мое ухо все еще болит. Не могу больше стоять, все-таки 8 часов в воздухе, нервотрепка в Мадриде и приключения на острове: Серегу начинает бить озноб. Я сижу рядом с его кушеткой и думаю о том, что всяческие гуманитарные программы ООН и других организаций оказывается очень важны, программы помощи странам третье-го мира и подобным банановым республикам. Хорошо, что здесь есть хоть какие-то лекарства, оборудование, материалы. А ведь могло бы и не быть. Серегу накрывают простыней и он перестает дрожать. Еще я думаю о том, что на месте Сереги мог запросто оказаться я сам или батюшка. Или Димка. Или Витька. Или мы все.
Приехал Димка Глаголев. Он привез доктора экспедиции Владимира Ильича Петлаха и какую-то бумажку от страховой компании. Эта бумажка оказалась неправильной. Димка не смог найти личный страховой полис Сопова. Глаголев громко спрашивает у Сереги, где его документы.
Оказывается, они в рюкзаке. Рюкзак в самолете, самолет закрыт и опечатан, стоит на стоянке в аэропорту, экипаж в гостинице. Менеджер местной авиакомпании, крупный метис, говорящий по-английски и принимающий очень живое участие в нашей судьбе, говорит, что через 10 минут на острове совершит посадку самолёт и ему срочно нужно ехать в аэропорт для приема и распоряжений, так что он может увезти меня либо в гостиницу, либо в аэропорт. Я выбираю гостиницу и на "Ниссан-Террано" мы летим туда, где остановился экипаж. Сквозь стеклянные двери я вижу, что экипаж еще стоит у стойки RESEPTION и упрашиваю менеджера подождать. Я влетаю в гостиницу - метис согласился, сказав, что у меня 2 минуты - и упрашиваю молодого парня Геру, он борттехник, отправиться со мной за соповской страховкой. Близнюк-старший ворчит, Гера соглашается и вот мы уже в аэропорту. После небольшой беседы со службой безопасности нас пропускают к самолету. Я быстро нахожу документы, мы ловим такси и я везу Геру в гостиницу, а потом еду в больницу. Одно от другого в пяти сотнях метров за углом. Рядом с больницей полицейский джип. Внутри, в приемном покое парень и девушка-полицейские. Сереги на прежнем месте нет. Я протягиваю врачу страховки, она мотает головой и говорит, что это ей не нужно. Показывает мне снимки рентгена. Ясно виден перлом двух костей ступни и их мощное смещение. Это же не первая Серегина травма. Вся левая голень у него в длинных и глубоких шрамах - следы бурной парашютной карьеры. Медсестра показывает снимок черепа и говорит, что нужна операция. Снимок такой поганый, что разобрать ничего невозможно. Появляется из недр больничного дворика наш доктор и Димка. Доктор говорит, что у Сопова наверняка сочетная травма - сотрясение мозга и переломы. Местный доктор говорит, что никаких ортопедических возможностей у их больницы нет, а последнее дорожно-транспортное происшествие случилось здесь 50 лет назад, в эпоху колониализма.. Есть хорошая больница на соседнем острове Прайя, до которого 40 минут по воздуху. Наш доктор говорит, что 5-6 дней у Сереги есть в смысле, что это время с его переломами можно подождать до операции. Док принимает решение загипсовать Серегину ногу самостоятельно и принять меры к его эвакуации. Мы оставляем дока с Соповым и едем в аэропорт. Димка говорит, что мы идиоты. Себя он тоже имеет в виду. И говорит о том, что на месте Сереги мог оказаться любой из нас. Или все вместе. И чего мы все пешком попёрлись? Два доллара жалко стало? Хотя все мы умные задним умом. Так говорит Димка, пока мы едем в аэропорт. Сереге не позавидуешь. Один, без языка, в какой-то несчастной Кабо-Верде, о существовании которой может до этого слышал в весьма общих чертах, и кто знает, сработает ли эта международная страховка? Хотя обо всем этом он наверное будет думать позже, когда пройдет болевой шок, когда начнет работать голова, когда можно будет собраться с силами.
Чуков абсолютно спокоен. Как Сфинкс. Как руководитель не одной экстремальной полярной экспедиции он невозмутимо выслушивает наш доклад и продолжает обсуждать с Драбо детали предстоящей экспедиции.
А мы с Валерой Белоусовым и Евгением Бакаловым изучаем бланк страховки, которая с виду очень походит на авиабилет, только страниц побольше. На одном из последних листков телефон офиса компании в Нидерландах. Валера выходит на улицу и достает "Иридиум" - спутниковый телефон, для связи с Нидерландами. А я отправляюсь спать в зал ожидания. Надо мной телевизор в углу под потолком. Несмотря на глубокую ночь трансляция в разгаре. Засыпаю в страхе, что сопрут две камеры нашей группы, которые в итоге оказались у меня, но дотянуться до ремня Canon и намотать его на кулак уже нет сил:
Португальский язык смешной. Не знаю, как это называется правильно, наверное фонетика, в общем, когда рядом разговаривают по-португальски, кажется, что говорят по-русски. Фонетика схожая, но наши русские звуки, сметаются в причудливые замысловатые и совершенно непонятные слова. Передачи португальские тоже смешные. Например, инаугурация какого-то президента китайского вида в прямом эфире. С песнями народными и эстрадными. Со стихами и танцами. Все это то ли снится мне в аэропорту острова Сал в Кабо - Верде, где я лежу на двух сидениях, головой на площадочке деревянной для сумок и чемоданов, то ли происходит. Уши болят. Хочется спать, страшно за камеру. немного жалко, что в магазине сувениров аэропорта не смог купить чудесного деревянного слона. Не хватило 50 центов - проездил на такси из аэропорта в больницу и из больницы в аэропорт. Снова проваливаюсь в забытье. Знобит. Пытаюсь съежиться, чтобы хоть как-то согреться. За узкими- сантиметров 20 - и высокими - до потолка - окнами листья каких-то тропических растений, похожие на растопыренные пальцы, теперь раскачиваются на фоне серого рассветного неба. По телевизору передача о том, как украсить дом к Рождеству. Букетики, бантики, тетеньки, елочки: В конце небольшой клипчик из различных поздравлялок с Рождеством на разных языках. Японцы, американцы, еще кто-то и вдруг: "С Рождеством Христовым!" - девчонка лет 14-ти в русском сарафане по телевизору в 6 утра в Кабо-Верде: переживаю за Женьку и Пашку - поехали искать океан ночью, языков не знают, а вдруг акулы? Вдруг еще какая-то напасть? После случая с Соповым вся милая и загадочная Африка стала какой-то напрягающей. А вдруг они не успеют к отлету? Где их искать? Жуть!
Аэропорт заполняется людьми. Большинство из них - хорошо одетые чернокожие, которые с любопытством и некоторой брезгливостью разглядывают всклокоченных, небритых, заспанных, мятых и неумытых участников международной антарктической экспедиции. Другие белые в зале ожидания, а их немного, отличались от нас некоторым западным лоском - они тоже путешествовали, но с гостиницей, шортами и без перспектив оказаться на Южном Полюсе в Новогоднюю ночь.
Приехали Пашка и Женька. Встретились как родные. Рассвело со-всем. Они добрались-таки до океана, искупались там при невероятно высокой тропической луне и устроились в гостинице на ночь.
Пришел Бакалов, сказал, что отлет планируется через пару-тройку часов и вот мы уже несемся в грузовом джипе в Санта-Марию - городок в 20 км от аэропорта, расположенный на берегу океана. В кузове батюшка и Паша, мы в кабине, у меня на голове батюшкин летный шлем, чтобы не надуло в больные уши. Паша хохочет надо мной и говорит, что я выгляжу очень круто. За окном лунный пейзаж. Просто ничего. Пыль, камни, холмы, постоянный ветер метров тридцать в секунду не дает никому и ничему уцепиться за безжизненную почву. Кое-где трава умудряется расти в канавах - наверное выскакивает сразу после дождей и терпит до следующей влаги. Санта-Мария - симпатичный курортно-захолустный городок, где много чего строится, но почти ничего не построено. Множество маленьких ресторанчиков, в которые мы тычемся, пытаясь найти что-нибудь съестное, в аэропортовском кафе ничего кроме кофе. Но постепенно возникает впечатление, что на этом острове вообще ничего не едят или не кормят русских в летных шлемах. Все говорят, что еды типа мяса, котлет, кур, которых так желают наши желудки, у них пока нет. Хотя все они работают, открыты и т.д. В конце концов жуем какую-то вчерашнюю пиццу, не менее противные морепродуктовые не то котлеты, не то сухари и идем к морю, к океану. Ярко светит солнце, погода прекрасна, океан бирюзов, волны и прибой, яхты и рыбацкие лодки, длинный прогнивший пирс уходит в море. Пашка, Женька, батюшка и ребята-радисты бросаются навстречу белым волнам. Я стою на берегу, на линии прибоя и от набегающих волн, которые покрывают мои ноги, меня пробивает озноб.
По улицам ходят девушки с огромными корзинами на головах. Из воды десяток чернокожих рыбаков выталкивает большую деревянную рыбацкую лодку. За ними наблюдает колоритный парень - косички как у Боба Марли, очки, борода, ну очень круто выглядит. Я прошу его посидеть еще немного, чтобы я смог бы его снять. Он спрашивает, откуда я и, узнав, что из России, отвечает: КОРОШО!
Говорят, в Санта-Марии есть русский отель. Мы не стали его искать. Заходим в пару магазинчиков, торгующих сувенирами, берем по паре безделушек и уезжаем обратно.
Валера Белоусов переговаривается со страховой компанией о судьбе Сереги Сопова. Как обычно, они стараются сделать все, чтобы ничего не делать. В конце концов, уступив напору Валерки, они сдаются и обещают организовать эвакуацию на Сейшелы или на Канары, а оттуда в Москву.
Самолет заправлен и готов к перелету в Ресифи, Бразилия. Я очень боюсь за свои уши. Как они, заложенные, поведут себя на взлете? Отправляясь а Санта - Марию, мы заметили старый "Дуглас" без двигателей, стоящий на территории аэропорта примерно в километре от нашего "Ила". У нас есть немного времени и мы отправляемся к "старичку", что-бы снять пару картинок. Я иду первым и подойдя к полуистлевшему самолету времен второй мировой замираю от неожиданности: ясно слышны голоса разных людей, мужской и женский смех - до меня доходит, что рваная обшивка "Дугласа" и ветер, не утихающий ни на минуту, создают невероятный эффект: мертвый самолет разговаривает с живыми людьми, которые не поленились навестить его на последней стоянке в пустыне, посреди ржавых пивных банок и изношенных солдатских ботинок. Ботинки и банки не умеют разговаривать. Они ходили по земле. Самолет со сломанным хребтом и вырванными внутренностями, с пустыми глазницами пилотской кабины и лишенный двух своих сердец, продолжает жить. И судя по невероятному количеству надписей на уцелевшей обшивке, самолет привлекает к себе внимание, если не всех, то очень многих, кого поиски приключений привели на аэродром острова Сал:
В Ресифи - это уже Бразилия и Южная Америка - садились, как говорят лётчики, "На лампочках" - ради экономии бюджета в Кабо-Верде заправились, чтобы только хватило долететь, а тут, вдруг, выяснилось, что Уругвайские власти потеряли бумагу, разрешающую нам пролёт над их территорией - Уругвай нам пришлось облетать стороной. Перелёт из Бразилии в Чили удался без приключений. И вот мы в Пунта-Аренас- самом южном городе на Земле. Хунты и оголтелой военщины пока не видно. Концлагерей тоже. Проходим паспортный контроль, расписываемся в том, что не ввозим в Чили никаких животных, растений, грибов и прочей живности и получаем какие-то бумажки от вежливого чиновника. В это время второй, не очень приветливый мужичок с колючим взглядом вроде бы незаметно сверяет наши физиономии с многочисленными ориентировками Интерпола, развешанными на стене кабинета. В Пунта-Аренас не жарко и даже не совсем тепло. Типичная приморская погода - солнце, появляющееся из-за туч, палит немилосердно и хочется снять с себя все, что можно. Но стоит налететь мелкому облачку, как картина тут же меняется на противоположную - холодает и хочется одеться.
Наша гостиница называется Residensia Bullnes - второе слово - это название улицы Авениды Буллнес - главного городского проспекта. Он очень длинный, посредине - широкая, гораздо шире проезжей части - аллея, обсаженная различного вида деревьями. Самые любопытные - походят на взбитые шапки сахарной ваты. То ли стригут их так, то ли сорт такой, но стена зеленая просто сплошная. А внутри узловатые и толстые ветви, так что можно спокойно просунуть голову сквозь эту стену и снаружи будет видна лишь голова, как диковинный плод, а все остальное будет надежно скрыто листьями, похожими на листья кипариса. Очень интересная штука.
Наша "резиденсия" - семейный отель, большой дом со множеством весьма замысловатых коридорчиков, лесенок и поворотов. В доме два этажа. На двери дома табличка, свидетельствующая, что фамилия хозяина - Врсолович. Оказывается, здесь очень много хорватов, такая диаспора, 200 лет от роду. Комнатки маленькие с двухъярусными кроватями, рассчитанные на 3-4 человека. Интересная конструкция отопления - в комнатках нет батарей. Электрокамины, размером с большой телевизор установлены в коридорах. Работают они, прямо скажем, не часто. Тут же в коридорах и переходах стоят накрытые обеденные столы. Мы голодны. Мы прыгаем за столы, не дожидаясь каких-либо команд, и постигаем первые уроки испанского: "пан" - пресная лепешка, "лече" - молоко, "пан де каса" - нечто вроде сдобной булки. Ну, еще "Пор Фавор" и "Грасиас". "Агуа"- вода, "Те" - чай. "Баньо" - совмещенный санузел с автономной системой подогрева воды, которая, вливаясь в сливное отверстие раковины, закручивается против часовой стрелки, как и положено воде в Южном полушарии. Не соврали физики.
Мы идем по Авенида Буллнес. Мы идем по Чили. Куча всяких памятников, мемориалов и прочей наглядной агитации. В Пунта - Аренас с его 180 тысячами населения и 150 летней историей памятников раз в 10 больше, чем в полуторамиллионном Новосибирске. Причем памятники самые разнообразные. Некоторые очень похожи на советские, например, концептуальное изображение счастливой семьи - папа и мама с руками, напоминающими пингвиньи плавники, держат на руках ребенка, а за спиной у них какие-то устремленные в небо бетонные стелы. Такая композиция вполне может стоять где-нибудь в Сочи или у въезда в медицинский центр. А вот очень интересная скульптурная группа - небольшая отара овец в натуральную величину, гонимая парой собак в натуральную величину, а за ними наклонившись вперед, как бы идущий против ветра пастух в широкополой шляпе в полный рост, ведущий за собой под уздцы бронзовую лошадь с седлом в полный рост - в смысле, в натуральную величину. Я запрыгиваю в отшлифованное туристическими, гм, штанами седло бронзовой лошади и Паша делает пару снимков. Затем мы меняемся местами. Идем дальше. Слева высокий забор и редкой красоты, если это можно сказать в данном случае, кладбище. Холмиков и крестиков, стол-биков со звездочками здесь нет. Ровные аллеи, улицы семейных склепов, старинные деревья, громадные колумбарии - стены, в которые замурованы урны с прахом. Фотографии не привинчены к мрамору, как у нас, а стоят на подставочках. Длинные эпитафии на испанском. Латинский квартал. Хорватский квартал. Английский квартал. Немецкий квартал. Идеальная чистота. Кладбище почти в самом центре города, но настолько органично вписывается в окружающую действительность, что не пугает и не раздражает. Навстречу небольшая похоронная процессия. Впереди катафалк, за ним медленно идут люди. Никакого оркестра фальшиво вынимающих душу бомжеватых музыкантов, никаких рыданий и истерик. Когда христиане хоронят своих родных, они знают - это временное расставание. Чуть дальше по улице - большой католический собор. Там полным ходом идут рождественские приготовления - левый притвор, с помощью мягкого картона и краски превращен в громадных размеров долину Вифлеема. Множество фигурок изображают волхвов, Младенца - Спасителя, Марию, Иосифа, пастухов, детей, всего около сотни очень здорово сделанных кукол. Верблюды, лошади и проч. В центре Пунта-Аренас - памятник Фернану Магеллану - город стоит на берегу Магелланова проли-ва. Штурман-испытатель Валера Гречко, как персона весьма осведомленная, утверждает, что громады гор, виднеющиеся в тумане с берега, это Огненная Земля. Валера должен знать это наверняка - мы ему верим. Паша провел в штурманской кабине большую часть наших безумных перелетов. Штурманская кабина находится в нижней носовой части самолета и сконструирована таким образом, чтобы можно было без труда рассматривать землю. Паша отснял все наши взлеты и посадки - Валера очень радушный и добрый. С Пашей они достигли полнейшего взаимопонимания. Паша со своей способностью превращать всех окружающих в своих ассистентов, проделал это и с Валерой: при посадке в Пунта-Аренас штурман-испытатель КБ Ильюшина Валерий Гречко вылетел из пилотской кабины в грузовой отсек, где мы летели и закричал, перекрывая рев 4 реактивных двигателей: -
Боря! Аккумулятор садится!
Я судорожно пытаюсь сообразить, чем я могу помочь штурману, у которого при посадке садится какой-то аккумулятор и сколько нам в этой ситуации осталось жить: наконец до меня доходит, что аккумулятор садится в камере у Меняйло и что Меняйло наглое не нашло ничего лучше, как согнать с рабочего места целого штурмана! Как выяснилось в последствии, этот эпизод поверг в тихий ужас не только меня - Серега Калабухов, инженер-испытатель парашютов (встречаются еще на земле такие!) со смехом признался, что то-же в панике пытался сообразить, чем помочь штурману огромного транспортного самолёта, у которого садится аккумулятор.
В городе много военных. Здесь как минимум две авиабазы, если судить по самолетам - каким-то устаревшим моделям истребителей, установленным у ворот военных городков. На аэродроме здоровые стационарные капониры для истребителей. Правда непонятно, с кем тут воевать, с пингвинами, что ли? Какой-то внятной военной угрозы в этой части Земного шара вряд ли можно ожидать, разве что со стороны Аргентины. Еще здесь есть какие-то сухопутные части, морская пехота в незначительных количествах и моряки. Вобщем, Пиночет, похоже, не мелочился, создавая свои представительства по всей стране. Хунта разъезжает по городу на камуфлированных джипах и выглядит совсем не страшно - даже жалко как-то. То ли у них тут военное училище, то ли "учебка" - ну очень какие-то молодые и субтильные комманднос. Гораздо более внушительно выглядят регулировщики. Вот кто действительно похож на хунту! Зелено-горчичная форма, перчатки и фуражки с высокой тульей, все в ремнях: Правда, один из них, самый внушительный, остановив движение, достал из подсумка на ремне гигиеническую губную помаду и "подкрасил" губки. Как я пожалел, что в этот момент у меня не было с собой камеры! Рассказов с Пашей с заговорщицким видом и прихватив с собой группировку парашютистов, умотали в город. Похоже, ищут мне подарок ко дню рождения
В свой день рождения, 22 декабря, я проснулся первым и отправился в душ, так как количество подогретой воды в баке все-таки имеет конечное количество - вчера я попал туда третьим и душ был холодным. Все еще спят - совсем потерялись во времени - разница с Новосибирском 9 часов, с Москвой - шесть. Все эти перелеты, ожидания и передряги совсем сломали нашу временную ориентацию.
Пока я плескался, народ встал и начал бродить с загадочным видом. За завтраком, как и положено делаю вид, что ничего не замечаю, хотя Рассказов с Пашей шепчутся, рассказов уходит, возвращается с большим пакетом и передает его Чукову. Владимир Семенович встает и произносит краткую речь о том, как здорово встречать день рождения в дороге и с этими словами вручает мне широкополую кожаную шляпу - как у Крокодила Данди. Просто мечта! После завтрака народ отправляется на аэродром перегружать самолет, а мы идем снимать в городе. При Кафедральном соборе солидный исторический музей, масса интереснейших экспонатов - от всевозможных чучел и индийских принадлежностей, типа наконечников для стрел и копий, до китобойных пушек. Огромного макет нефтеперерабатывающего завода, семейные паспорта хорватов, приехавших сюда в начале прошлого века, пропеллеры самолетов начала века нынешнего, фотографии пилотов, которые на своих фанерных аэропланах не боялись летать над антарктическим побережьем. Интересно, что музей находится при церкви, хотя батюшка говорит, что это нормальная практика.
Обед Врсоловичи учинили королевский. То ли в честь моего дня рождения, то ли в честь нашей экспедиции, нажарили мяса на решетке прямо во дворе, поставили столы с "пан", салатом и вареной картошечкой. Яркое солнышко, температура градусов двадцать, настоящее лето, даже не верится, что через пару дней мы окажемся на льду, не верится, что в Новосибирске и вообще в России, в Северном полушарии зима и снег. Мы радуемся празднику, меня окружают друзья, проверенные в Якутии, на Северном Полюсе, в Новосибирске и Москве. Только очень глубоко внутри грустно и беспокойно за родных, оставшихся дома.
Приезжают иностранцы: Анульфо, тот самый, который "организовал" нашу заправку в аэропорту Мадрида, американцы - пилоты воздушных шаров, которых мы в прошлом году встречали на ледовом аэродроме в сотне километров от Северного Полюса. А ещё вредный телеоператор- южнокореец по имени О, которого в этом году на Северном полюсе чуть не отлупили за то, что он пытался занять в палатке как можно больше места, несмотря на просьбы и предупреждения уселся прямо на рюкзак с видеоаппаратурой и вообще вел себя вызывающе, и девица-кореянка, режиссёр. Они держатся немного особнячком, как иноземцам и положено. После обеда все снова отправляются на аэродром - необходимо максимально разгрузить самолет, чтобы он мог взять на борт как можно больше горючего - в Антарктиде самолеты не заправляют.
Мы же отправляемся в Пингвинью бухту в семидесяти километрах от Пунта-Аренас. Маленький автобус - нечто среднее между "Газелью" и "Пазиком" везет нас по самой натуральной тундре, дорога с обеих сторон огорожена проволочной изгородью, чтобы звери не попадали под колеса. Пока видим лишь коров и овец. Но вот на пригорке показались длинные шеи - страусы! Самые натуральные нанду! Водитель останавливает авто-бус, я хватаю штатив, чтобы помочь Паше и мы медленно и плавно выходим из автобуса - птички в каких-то 15 метрах от нас. Их здесь не обижают, поэтому они спокойно стоят и разглядывают нас. Хорошо стоят! Будут классные картинки. Но тут легенда парашютного спорта Бернадетта Васина с фотоаппаратом наперевес кинулась в атаку на страусов, которые в свою очередь, рванули от нас со скоростью, подтверждающей репутацию отличных бегунов. Я крайне вежливо и чрезвычайно убедительно прошу уважаемую госпожу Васину не бросаться более на животных и раздосадованные, мы забираемся в автобус. Единственное, что снял Паша, - напуганная птица опорожняет желудок крупным планом. Выезжаем на океанское побережье. Очень сильный ветер. У дороги, метрах в 20 - лиса с лисенком у норы. Водитель разворачивает конфету и с протянутой рукой идет к своей, по всему видно, старой знакомой. Она немного отбегает от норы, подбирает конфету и, прижав уши, чешет еще дальше от своей квартиры. Мелкий лис, игравший с пингвиньим плавником, завидев приближающихся людей, прекращает игру и скрывается в норе. Подходим еще ближе и в глубине норы, за какими-то "игрушками" - костями, челюстями и палочками, разглядываем черную кожаную пуговицу носа. Чтобы окончательно не запугать лисенка, мы уходим, а лиса с конфетой спокойно огибает наш автобус и возвращается домой. Лиса небольшая, чрезвычайно худая, линялая после зимы и цвету серо-бурого.
Подъезжаем к заповеднику. Девушка-смотрительница проводит краткий инструктаж: ничего не есть, не пить, не кормить пингвинов, ходить медленно и осторожно, они только что вылупили из яиц своих детенышей, поэтому особенно чутки и осторожны. По всему побережью бухты Наталии натянуты ярко-желтые веревки, вдоль которых следует ходить и за которые не следует переступать. Люди здесь гости, хозяева - пингвины. Они небольших размеров, сантиметров 40-50, купаются, деловито расхаживают по линии прибоя и по достаточно большой прибрежной полосе тундры, где они смешно, как собаки, роют норы, ходят строем по 4-5 "бойцов", чистят шкурки и безо всякой чуткости и осторожности глазеют на посетителей с расстояния в какой-то метр. Паша в съемочном угаре перебирается через ограждения и снимает забавных пингвинов у линии прибоя. Они подходят все ближе, спокойно делают свои дела и не обращают на большого пингвина с белой трубкой на подставке никакого внимания. Но вот через ограждения перепрыгивает пингвин в ярко-зеленой форменной куртке и прогоняет пингвина в черной куртке с белой трубкой на подставке. Зеленый пингвин напугал остальных пингвинов у моря гораздо сильней черного пингвина, но порядок прежде всего. Паша изображает негодование:
- Держиморды!
Держиморды, которые Паше в лучшем случае по плечо, уходят, строго поглядывая на Пашу. Картинки у нас замечательные. Проблем с пингвинами в фильме про Антарктиду не будет.
23 декабря снова на аэродром. Снова разгрузка-погрузка, снова подготовка к вылету. Команда "на старт" поступила в 16 часов. Вылетаем! Мы включены в передовой отряд. Антарктида - вот что привело нас сюда и нам первым предстоит ступить на ее лед!
Вылет нам не разрешают вот уже 3 часа. Говорят, на Пэтриот-Хиллз плохая погода, хотя я самолично принимал оттуда сводку погоды и она вполне обнадеживает. Чуков говорит, что причина не в погоде - завтра Рождество и абсолютно никому не хочется с нами возиться. Давим на местных. Они приглашают кого-нибудь из экипажа на диспетчерскую башню. Уходит Валера Гречко, он лучше всех в экипаже понимает по-английски. Нас приглашают, вернее рекомендуют выйти из самолета и перейти в здание аэропорта, совершенно пустое в этот час. Здесь хоть есть туалет и возможность вымыть руки - все-таки военно-транспортный самолет не столь чист, как хотелось бы:
Валера Гречко возвращается из башни красный и злой: его, как мальчишку отчитали за то, что груз, дескать, разместили не в том месте аэродрома и теперь эту стоянку нельзя использовать - бочки с горючим, воздушные шары и два вездехода, которые не влезли в самолет и оставлены у полосы на второй рейс 28-31 декабря, страшно мешают движению воздушных судов, которые прилетают в разнесчастный Пунта - Аренас в лучшем случае пару-тройку раз в сутки. Бакалов и Чуков изо всех сил пытаются вспомнить с кем из местных чиновников они договорились именно об этом месте складирования. Не вспоминается. Скрипя зубами идем таскать тяжеленные бочки с бензином, колеса вездеходов и прочий хлам. Чилийцы, чтобы облегчить нашу участь, подгоняют погрузчик. Тяжеленные стальные конструкции для авиационной перевозки вездеходов и сами вездеходы в результате переговоров жестами - чилийцы говорят только по-испански - мы не утаскиваем за триста метров в гору, а лишь оттаскиваем подальше от полосы.
В Пунта-Аренас уже темно. Южное небо с другими звездами и местной "большой медведицей" - созвездием Южного Креста, смотрит, как кучка русских и белорусов, с помощью рук, ног и мата, вытаскивают из рыхлого каменистого грунта завязший по самое брюхо тяжеленный погрузчик. Возвращаемся в здание аэропорта. Интересуемся у полной барышни-менеджера, когда мы можем лететь? Она разводит руками: формальных причин нас удерживать больше нет. Звоним в Антарктиду по спутниковому телефону прямо со взлетной полосы и просим текущую сводку погоды. Теперь точно летим!
Рассказов будит меня перед посадкой; приключения в Антарктиде уже начались. Паша снимал моей SONY-1000 и у нее отказал видоискатель. Слов нет. Одни буквы: Приехали, называется, крутые киношники-полярники снимать фильму про Антарктиду. Слабым утешением служит тот факт, что SONY-1000 - номер два в нашей экспедиции - у Паши новейший Canon XL-1 с мощной оптикой и прочими прелестями, но с большим недостатком: она, эта камера, не столь удобна и неприхотлива, как "Сонька". Но хоть кино будет:
Пэтриот Хиллз - не аэродром. Это небольшая горная гряда на восьмидесятом градусе южной широты, а рядом - ледник 5 км длиной. Лед напоминает речное дно на мелководье. Весь такой мелковолнистый от постоянного ветра. Как только самолет коснулся льда, мощный боковой ветер в зоне турбулентности, которая образуется у подножия гор, где собственно и садится самолет, развернул восьмидесятитонную махину на 40-45? и ИЛ поволокло по льду юзом в сторону скал. Ощущения примерно те же, что и у героев фильма "Экипаж". Благо, хвост не оторвался. Дикий рев четырех двигателей, работающих в режиме реверса, чтобы затормозить самолет, сумасшедшая тряска и ощущение невероятной скорости - добро пожаловать в Антарктиду! Наконец, "Ильюшин" прекратил свой безумный танец и Близнюк-старший выкинул лестницу. Приехали! Красивейшие заснеженные горы Пэтриот. Бирюзовый лед. Яркое полярное солнце. Два американца из лагеря компании "Adventure Network", которая организует здесь туризм, приехали встретить нас и говорят, чтобы мы обращались к ним с любыми проблемами. Какие-то очень радушные. Сразу видно, давно в Америке не были. Никакой спеси и демонстрации превосходства. У них нет такого самолета. Он есть у нас. А вообще, наверное, в таких местах, как Антарктида, приятно и радостно встретить нового человека, который так же как и ты сумел добраться сюда, в совсем не детские условия - американцы говорят, что недавно, три дня подряд, дул ветер в 90 узлов - примерно 50 метров в секунду. В их лагере унесло 10 палаток - никто даже не подумал отправиться на их поиски.
Самолет разгрузили и он готовится взлетать. Мы с Пашей расходимся в разные стороны "полосы" - на моей "Соне" широкоугольная линза и объектив "рыбий глаз" - с таким набором можно снять общие планы и без видоискателя. Я ухожу дальше всех - возле меня самолет должен развернуться перед взлетом. Паша и белорус-телевизионщик Влад в точке отрыва самолета от Земли. "Ильюшин" с ревом катится по льду чтобы занять исходное положение для старта. Начинает разворот. Слишком большая для антарктического льда скорость выруливания - огромную махину, как игрушку, заносит на льду и неуправляемый самолет как-то боком тащит поперек полосы в ста метрах от меня, как раз напротив. Говорят у страха глаза велики. Думаю, они в этот момент достигли размеров моих горнолыжных очков со специальным антизапотевающим покрытием. Чудовище заревело, чтобы вернуть себе возможность управляться и поехало по льду в мою сторону. - Господи, помоги им взлететь, прошептал я, прикидывая, когда нужно прекращать снимать и начинать бежать от надвигающейся машины. К счастью этого не потребовалось - Закиров овладел "Ильюшиным" и самолет, развернувшись на триста шестьдесят градусов, снова начал уже гораздо медленней и осторожней разворачиваться для взлета. Короткий разбег - отрыв рядом с Пашей и Владом и раскачиваясь от ветра, как какая- нибудь бабочка, здоровенный самолетище скрылся в светящемся и слепящем полярном небе.
Паша в шоке. У его Canon ни с того, ни с сего пропало изображение. Просто все вдруг погасло и все. Эффективный отрыв он не снял. Похоже, издох и этот Бобик. Как побитые собаки возвращаемся в лагерь. Влад с огромным "Бетакамом" благородно молчит. Как много, подробно и победоносно мы рассказывали ему о том, как в прошлом году на Северном Полюсе у оператора программы "Совершенно секретно" от мороза отлетел видоискатель "Бетакама". С какой профессиональной завистью смотрел он на наши цифровые игрушки! И вот какой конфуз! Паша ныряет в палатку, разбираться с камерой. Я остаюсь на улице. Это уже выше моих сил: в первые же часы пребывания в Антарктиде, где предстоит провести две-три недели, все наши камеры, все, ради чего собственно, мы сюда стремились, то что удается единственный раз в жизни, да и то не всем, для нас, похоже, кончено. Из палатки высовывается Паша - все в порядке, просто не имея опыта работы с камерой в зимнем чехле, он случайно выдернул из гнезда кабель, соединяющий камеру с видоискателем. Ух ты, отлегло: Белорусы занимаются вездеходами, мы ставим палатки. Их у нас три - самая большая - "анаконда" - похожа на огромную змею - длинная с ребрами и полукруглая, маленькая, такой купол, где живут и работают радисты и наша "гордость" - так называемый биотуалет. Это зелененькая одноместная палаточка для подледного лова рыбы, где стоит старый железный облезлый стул с отломанным сиденьем, вместо которого скотчем примотан унитазный круг, к которому, в свою очередь, скотчем примотана полипропиленовая пленка - очень комфортные, знаете ли, условия и ощущение живого тепла. Под стулом - ведро, в котором черный пластиковый мусорный мешок. В него и ходим. На спинке стула ручкой зам. по тылу экспедиции написал "по большому". Соблюдаем. Рядом со стулом здоровенный пластиковый бидон с ручками, на его крышке написано "по-малому". Соблюдаем тоже. Потом, когда будем уезжать, заберем все с собой. В Антарктиде такой порядок. Хоть один континент на нашей планете пока чист и безо всяких там правительств и президентов, границ и армий.
Чтобы пол в палатке был более - менее теплым, мы привезли с собой знакомую любому туристу "пенку". Но она гигантская, под стать нашей "анаконде". Мы разматываем огромный рулон вдоль палатки, отрезаем сколько надо, сматываем отрезанный кусок и заталкиваем его во внутрь.
Неожиданный шквальный ветер подхватывает большой, но весьма легкий рулон и несет его прочь от нашего лагеря. Первым среагировал Паша. Он бросается на размотанный "язык" рулона с тем, чтобы придавить его своим весом. Но антарктический ветер легко справляется и с этой задачей - "пенка" лучше всякого буера скользит по голубому льду, унося Пашу в антарктические пространства - в сторону американской базы, которая виднеется в паре километров от нас. Я обгоняю глиссирующего Пашу и хватаю свободный конец "пенки". Ветер рвет ее из рук - непередаваемые ощущения борьбы со стихией. Подбегает профессор географии Валера Фёдоров и вместе мы побеждаем антарктический ветер. Заматываем "пенку" и идем обедать. Еда простая и мерзкая, чтобы максимально упростить процесс приготовления пищи и избежать лишних отходов, а также облегчить груз экспедиции. Поэтому мы едим растворимые в кипятке лапшу, картофельное пюре, супы, в которые режем колбасу, бекон, прочие имитаторы мяса и масло. Хлебом нам служит пресное печенье. Пьем растворимые чай и кофе, клюква, протертая с сахаром - наше варенье. Не ахти какая пища, но пока жить можно вполне. Когда долго находишься на холоде, понимаешь, насколько важна пища для поддержания тепла - ты просто чувствуешь, как вырабатывается и тратится тепло. 25-го декабря белорусы закончили собирать вездеходы. Поздняя ночь. Солнце, которое стоит достаточно высоко, обогнуло наш лагерь и оказалось над Холмами Патриота. Я впервые сплю в мешке, в палатке, на снегу, в Антарктиде. Лежу и обливаюсь потом от сознания остроты момента. К утру околел, приоделся и понял, что все это не смертельно - лето все-таки, солнышко греет палатку и днем, когда оно висит над американцами, в палатке Ташкент, однако ночью - с холмов, оно не греет, хоть и светит. Парадокс, однако. Здесь вообще много чего необычного. Например, постоянный ветер над горами, но над одной из самых больших и самых красивых вершин Патриота, облачная шапка не движется с места, хотя ясно видно, как ветер бурлит в ее недрах и вата непрерывно взбивается мощным потоком. Такое впечатление, что облако просто зацепилось за вершину. А через пару дней оно улетело.
Паша провел ночь в палатке у радистов, которые передавали наши весточки домой и получали ответы. Я договариваюсь с радистом Валерой Сушковым о том, чтобы он пока не читал весточку Паше - хочу снять все это на камеру, так как просто непередаваемое ощущение - получить сообщение из Новосибирска в Антарктиде. Слава Богу, что существует такое радиолюбительское братство, что совершенно незнакомые люди берутся записывать наши послания, звонить по Новосибирску и передавать их, записывать ответы, находить в эфире наши позывные и диктовать ответы, продираясь через шум помех и тысячи километров расстояния. Связь у нас очень интересная - сигнал напрямую проходит очень слабо, гораздо лучше он идет через западное полушарие - США и Северный Полюс - практически по кругу - из Бердска в Новосибирск через Чикаго. За завтраком включаю камеру и даю Валере знак - читай. Лицо у Паши по мере усвоения передаваемой информации, приобретает блаженное выражение. О-о-паньки! - Только и может произнести осчастливленный радиосвязью Пашка.
Машины готовы к переходу. В них забиваются почти все. В лагере остаемся мы с Рассказовым - лечить уши, новосибирец - радист Юра Заруба, белорусский грузин Владимир Иосифович Хачирашвили -летописец первого подвига белорусских полярников, полковник Юрий Гольцев - специалист института аэрокосмической медицины по выживанию и Валера - профессор географии, да студент МАИ Тарас.
Ухожу от лагеря с камерой и штативом, чтобы снять отход колонны от лагеря и ее проход мимо меня. По пути к американской метеорологической вышке нахожу американскую дымовую гранату. Она неиспользованная, подбираю ее и иду дальше. Метеовышка невысокая - метра два-три. Простая мачта на растяжках, сверху вертушечка и температурный датчик, на уровне лица - небольшая солнечная батарея, чуть ниже, ящик с электроникой. Устанавливаю штатив - вбиваю его шипы в голубой лед, иначе штатив, вместе с камерой уезжает, гонимый ветром - Паша уже ловил свой Canon.
Колонна никак не отправится. Приходит мне в голову чудная мысль, опустить штатив как можно ниже, дабы картинка была покруче. Оставляю камеру на штативе и начинаю крутить ноги у штатива. В этот момент многострадальная "Соня" слетает со штатива - дала себя знать ее старая рана - и ее хрупкое серое тельце с высоты около метра с печальным треском замороженной пластмассы бьется о такой красивый антарктический лед: Часть ослепшего видоискателя разлетается на кусочки. Почти без слов собираю кусочки в карман, устанавливаю камеру на штатив и навожу слепое тело с сотрясением мозга на зашевелившуюся колонну. Нажимаю REC. Работает! Нет, создателям этого зверька положительно низкий поклон. Просто автомат Калашникова какой-то.
Колонна проходит. Гребу на базу. Садимся с Рассказовым в палатке и склеиваем видоискатель. Половина его просто рассыпалась в щепки. Но он собран и функционирует. Развинчиваю камеру с тем, чтобы попытаться запаять порванный еще в Новосибирске кабель, из-за которого, собственно, камера и ослепла. Подлецы из Сони-центра в Новосибирске обещавшие, что запаяли все намертво и клявшиеся, что он будет работать вечно, туго припаяли к нежнейшему и тончайшему проводку, толщиной с человеческий волос, кусок провода и замотали все это скотчем. Левши! Несу разодранный кабель в палатку к Юре - радисту. У него паяльник и может быть получится запаять обрыв и "Соня" вновь обретет зрение. Юре некогда. Он настраивает связь. Связь у Юры со всем миром. Я сижу в радиопалатке и слушаю переговоры с Оманом и Себией, Москвой и Панамой, с Эквадором и Соединенными Штатами. Смысл радиолюбительства в том, чтобы установить как можно больше сеансов связи по всему миру. На наш позывной - "Чарли Эко 9 / Ромео 3 Чарли Альфа" слетаются маньяки-радисты с огромной радостью: в наших позывных - буквах и цифрах - заключена ценнейшая информация: о том, что мы находимся в Чилийской зоне Антарктиды, откуда коротковолновая связь бывает крайне редко. Юра называет им мощность сигнала, в смысле то, насколько хорошо он их слышит, и записывает в журнал их позывные. На том конце мира проделывают тоже самое. Юра - старый радиоволк, его узнают по собственному позывному, приветствуют и расспрашивают об Антарктиде. Юра с удовольствием отвечает, рассказывает, какой здесь снег, какой лед, какая погода и так далее. Спать мы ложимся часов в 6 утра - я наслушавшись, Юра - наболтавшись.
Утром, часов в 10, а время мы соблюдаем по Пунта-Аренас, нас подняли на завтрак, после которого, чуть позже, Юрий Алексеевич ставил над нами эксперименты: мы считали пульс в состоянии спокойного бодрствования, затем в течение 3-х минут физически нагружались, снова считали пульс и снова нагружались. Снова считаем пульс. У меня он почему -то самый частый. Потом обед - время здесь летит чрезвычайно быстро и после небольшой паузы полковник, он же Юрий Алексеевич, предлагает сходить до подножия ближайшей горы - гипподинамию в спальном мешке надо бороть и побеждать. Рассказов не поддается - он решил устроить душ. Оставшись в одних швейцарских часах и встав на досточку рядом с палаткой, Апполон обливается нагретой водой, моет голову и прочие конечности, стоя на ветру, благо солнышко ярко светит и можно сказать греет. Мы неспешно преодолеваем пару километров до горы по леднику и собираем камни на сувениры, опасливо поглядывая на вершину и склоны - судя по всему время от времени ветерок сдувает вниз довольно-таки приличные каменные глыбы; подножие усеяно ими в больших количествах. Камни какие-то угловатые и с острыми краями - сказывается воздействие температуры, ветра и солнца.
По возвращении с гор примеру Рассказова следует полковник, а за полковником и я. Ощущения от мытья на Антарктической поверхности сродни ощущениям от прыжка с парашютом. Без преувеличений. Опо-лоснувшись, залетаю в палатку, обтираюсь полотенцем и запрыгиваю в спальный мешок. Кайф!.. Разгоряченное тело быстро нагревает спальник. Засыпаю. Тут прискакивает Рассказов, и начинает вопить, что приехали американцы. Американцы вообще достаточно часто навещают нас - то Стив, начальник американской базы туристического агентства Adventure Network, организующего туры в Антарктиду, то его подопечные - искате-ли приключений из США, Англии, Канады, Сингапура, Чехословакии и прочих мест. Они приезжают сюда для восхождения на пик Винсон в трехстах км от Патриот-Хиллз или для лыжных "покорений" Южного Полюса: маленький самолетик "Твинноттер" высаживает их за сотню километров от Южного Полюса и они шагают эту сотню на лыжах, воло-ча за собой специальные пластиковые сани-волокуши с пожитками. Наши вездеходы вызвали в рядах туристов настоящий ажиотаж: им все в дико-винку: что на вездеходах или как они их называют "багги", стоит стан-дартный двигатель от автомобиля "Фольксваген-Гольф", что они разви-вают скорость 100 км/ч, что они имеют 4 ведущих колеса и т.д. особенно поразился альпинист, оказавшийся по совместительству пилотом самолё-та-невидимки B-1 "Стелс", узнав, что здесь стоят редукторы от "Бэкфай-ра" - так называются наши стратегические бомбардировщики в американ-ской классификации. Американцы корректны - вместо того, чтобы ска-зать: "Экая гадость ваши вездеходы, куда вы, парни, собрались на них?" Они говорят: "Удивительно! какой простой дизайн у ваших вездеходов!"
У нас сломалась печка. Агрегат, изобретенный отцом вездеходов Виктором Радкевичем замерз напрочь и несмотря на все ухищрения Тара-са работать не желает. Теперь мы кипятим воду паяльной лампой и кипя-тильником, что крайне медленно и неудобно. Плохие новости от передо-вого отряда - заболела Бета, температура около 38?С, группа продвигает-ся медленно, с увеличением высоты над уровнем моря - им ведь прихо-дится забираться на ледовый купол - падает мощность двигателей, ско-рость не более 20-30 километров в час, плюс постоянные остановки и ре-гулярные ремонты на тридцатиградусном морозе - часто отламываются прицепы и летят зубья у стратегических редукторов.
Полковник Гольцев испытывает носимый аварийный запас пилота - специальный жилет со множеством карманов для размещения всяческих нужных для выживания вещей. Юрий Алексеевич пришивает к жилету с внутренней стороны специальные большие карманы для плоских химиче-ских грелок, которые работают в течение суток, поддерживая собствен-ную температуру около сорока градусов. Для того, чтобы запустить грел-ку, наполненную углем, нужно раздавить специальную капсулу с жидко-стью, которая реагирует с угольным порошком и выделяет тепло. Юрий Алексеевич выдает нам с Рассказовым по грелке для обогрева ушей. Я никак не могу раздавить эту противную капсулу: она выскальзывает из - под пальцев. Кто-то советует - положи на одну ладонь и придави другой. Кладу. Давлю. Мерзкая грелка лопается и на полметра из нее вылетает жидкость вперемешку с углем, покрывая белую "пенку", пуховики и ру-ки характерного цвета суспензией.
В палатке дружный хохот. Я начинаю устранять последствия катаст-рофы. К счастью выстрел, пришелся в сторону, а не в лицо мне, но это слабое утешение. Бедному Ванюшке всюду камушки!
Времени у нас достаточно, ведем разговоры на разные темы, разго-ворились и о Боге, начав с обсуждения медитационных методик, исполь-зуемых для обучения летчиков регулировать свое состояние в условиях выживания.
Выходит на связь передовой отряд - просят сводку погоды на Пэт-риот Хиллз, наверное для самолета, который должен выбросить парашю-тистов. Своей метеостанции у нас нет, идем на американскую базу.
У американцев все с размахом и обстоятельностью - они зарабаты-вают на этом, туристы должны быть довольны. Метеорологическая, она же радиопалатка, побольше нашей, туда нас проводит Арт - заместитель начальника, седой американец с Аляски, похожий на Хемингуэя. Он и представляет нас Люси - девушке-метеорологу и Ноэлу - радисту базы. Люси, говорю я, не будете ли вы так любезны подготовить для нас сводку погоды? Люси упирается в монитор компьютера, на котором спутниковая фотография Антарктиды и переписывает данные с американского метео спутника NOAA 15, а мы болтаем с Нилом - толстяком шотландцем, ужасно похожим на гнома - брюшко вперед, лысина и волосы по вискам, переходящие в рыжую бородку, круглые добродушные глаза и нос кар-тошкой. Юра рассматривает их оборудование и восхищаясь по-английски, по-русски комментирует: это - вчерашний день. Это семьде-сят третий год. это примитив, у нас гораздо лучше и так далее. Очень смешно!
Люси подготовила сводку, мы раскланиваемся и уходим.
Нас обгоняет группа буржуев. Они идут тренироваться для восхож-дения на Винсон. Там сейчас плохая погода и они в ожидании улучшения, похоже собираются покорить Пэтриот Хиллз. Погода портится и у нас - хотя температура и невысока, в смысле не низка - всего 10-12? мороза, ветер около 20 м/с не прекращается ни на минуту и мгновенно выдувает палатку, к тому же солнце скрыто туманом и совершенно не хочет греть наши палатки.
Связываемся с предовым отрядом, его позывной R3CA/А/М, переда-ем погоду и выясняем, что Бета отлежалась и состояние ее улучшилось, и что сломался еще один редуктор.
Чуков принял решение ставить лагерь и оставив в нем людей и весь лишний груз, совершить на максимально облегченных вездеходах по-следний рывок, забросив на полпути к Южному Полюсу горючее для вез-деходов и необходимое снаряжение.
В день выхода мобильной группы из лагеря Чуков показал нам на-циональное разрешение - официальную бумагу, какого-то там Роском от-ветственного за всякие экспедиции и проч. Бумага уникальная: под шап-кой с гербом и всякими там названиями написано: разрешение № 001. Самое первое в Росии разрешение на переход по Антарктиде - экспе-дицию на вездеходах. Без этой бумаги мы бы не имели никаких прав на всяческие телодвижения и экспедиция не состоялась бы вообще. Бумага эта датирована 16 декабря. А вылетели мы 17. То есть до последнего дня перед отлетом полной уверенности в том, что экспедиция состоится не было.
Путешественники - великие авантюристы. И чем круче путешест-венник, тем круче авантюры, которые он затевает.
За обедом Юрий Алексеевич Гольцев, исполняющий обязанности начальника базового лагеря в отсутствие Чукова, в присутствии всего личного состава базового лагеря (7 чел.), зачитал приказ, в котором по-ощрил Тараса за героический ремонт кирогаза ценным подарком - пол-литрой "Кристалловской" водки и объявил благодарность всему личному составу за добросовестное исполнение возложенных на него обязанно-стей. Без кирогаза действительно было трудно - Рассказов, поджигаю-щий паяльную лампу, напоминал танкиста под Прохоровкой; окутанный дымом и охваченный пламенем Женька сидел в кухонной яме - ее отрыли в снегу специально для того, чтобы ветер не задувал огонь - и остервене-ло качал нагнетающий поршень. Лампа регулярно гаснет, приходится раздувать ее снова. Я боюсь паяльную лампу, мне кажется, что она вот-вот должна взорваться, а Рассказов в своей спецназовской маске похожий на боевика Ирландской Республиканской Армии хохочет, как Мефисто-фель - одна из лучших сцен, снятых в Антарктиде.
Время летит чрезвычайно быстро: передовой отряд сообщает, что придет только завтра, а самолет с парашютистами прилетит в лучшем случае 30 декабря. Вездеходчики задерживаются уже на два дня - расчет-ное время ее возвращения в лагерь - 27 декабря. Из-за того, что самолет задерживается с вылетом на Пэтриот Хиллз, наше участие в 25- часовом телемарафоне BBC-INTERNATIONAL, посвященном встрече третьего тысячелетия под большим вопросом. Ну и хорошо: какой-то разнесчаст-ный "Аст-Прометей", который почему то готовит материалы о нашей экспедиции для ВВС, понаписал нам в техническом задании для съемок такую ахинею, что ни в сказке сказать, ни камерой заснять. Поэтому мы слегка злорадствуем.
Американцы нервничают: они чувствуют себя хозяевами Антаркти-ды вообще и Южного Полюса в частности. На Южном Полюсе на Амери-канской базе Амундсен-Скотт реализуется "семилетка" - какой-то чудо-вищно дорогой - порядка 20-30 миллиарда долларов, проект строительст-ва чего-то там такого, не очень понятного, но чрезвычайно крутого. Уже построен какой-то гигантский купол, летают самолеты - вертолеты, жи-вет и пашет уйма народу.
А тут какие-то русские, на непонятных "багги", сделанных, по слу-хам, из стратегических бомбардировщиков и по слухам же, развивающих чудовищную скорость до 100 км/ч, высаживаются в Антарктиду в пред-дверии 2000 года, когда доблестные американские силы быстрого реаги-рования, армия, авиация и флот с трепетом ожидают выхода из строя компьютерных систем с наступлением 2000 года и собираются оказаться на Южном Полюсе США как раз к этому времени, и первая группа из че-тырех "багги" уже ушли в сторону Полюса под предлогом организации промежуточного лагеря, но кто их знает, этих русских, может это развед-ка, может коммандос, к тому же ужасный русский военно-транспортный "Ильюшин 76", который может десантировать военную технику и пара-шютистов в неимоверных количествах, собирается прилететь то ли в рай-он Пэтриот - Хиллз, то ли прямо на Южный Полюс - эти русские почему-то не хотят говорить точно, и сделать то, для чего и предназначен - вы-бросить десант. Русские развернули на Пэтриот-Хиллз огромную антенну "YAGI" якобы для радиолюбительских целей, но другой такой сверх-мощной антенны здесь ни у кого нет - можно запросто разговаривать с Москвой. Русский экспедишн-лидер не отвечает на телефонные звонки и все это вместе вполне может служить началом романа Тома Клэнси типа "Холодная война 2000" или "Битва за Антаркику" или "Русские из Пэт-риот-Хиллз":
Авиадиспетчеры базы Амундсен - Скотт Би-Кей и Дайана, которые сначала весьма и весьма прохладно отнеслись к попыткам Юры из чисто спортивного интереса установить связь с Южным Полюсом, набрасыва-ются на Юру с рвением репортерш желтеньких газет: когда прилетит "ильюшин"? ожидается ли десантирование на Южный Полюс? Как долго вы планируете пробыть на Южном Полюсе? Собираетесь ли вы посетить базу Амундсен-Скотт? Юрины познания в английском уже не в состоянии переварить этот поток воспаленного сознания и он просит меня присое-диниться к "пресс-конференции". Как и положено в таких случаях, вернее сказать, как подсказывает не очень русское, но оттого не менее лукавое и крайне испорченное чувство национальной гордости, вместе с Юрой мы напускаем такого туману, что думаю парни из Пентагона, выдернутые из загородных вилл, где они собирались встретить Новый год, и их коллеги - другие парни из Лэнгли, застигнутые врасплох, проклинают нас на чем свет.
После ужина разбредаемся по палаткам. Юра вновь на связи. Арген-тина, Эквадор, Сербия, Калифорния, Лос-Анжелес, Бостон, Чикаго и Но-восибирск. Обязательно навестим в Новосибирске Владимира, позывной UA 9 ORQ - отставного полковника с улицы Бориса Богаткова, который каждые сутки выходит на связь и аккуратно принимает наши радиограм-мы, обзванивает наших родных и так же аккуратно передает в Антарктиду их ответы.
Успеваем передать весточки в Новосибирск и скачок напряжения в японском бензогенераторе YAMAHA убивает четвертую из шести радио-станций, взятых с собой в Антарктиду. Юра, не веря в происходящее, бе-гает пальцами по многочисленным кнопочкам, но замечательный транс-сивер YAESU, стоимостью в 2 с половиной тысячи долларов больше не подает признаков жизни - лишь радостно светится индикатор громкости сигнала. Попытки оживить его ни к чему не приводят. Юра пытается со-риентироваться во времени и обнаруживает еще один чудесный факт: все часы, стоявшие на столе рядом с радиостанцией и до этого ходившие, как часы показывают время на пять часов вперед. Аккумуляторы для резерв-ной радиостанции, заряженные и хранящиеся в тепле - уж кто-кто, а ра-дисты знают, как обращаться с аккумуляторами - показывают полную разрядку. Юра, который объехал всю Арктику, организовал не один деся-ток экспедиций в различные медвежьи углы России, типа острова Ионы в Охотском море, Юра, который лично руководил коротковолновой связью из Белого Дома во время августовского путча 1991 года, затягивает впол-голоса какую-то замысловатую матерную песню -отпугивает злых духов. Говорит, что такого в его практике не было никогда. Из старых наушни-ков и аккумулятора для кухонного кирогаза Юра пытается соорудить пи-тание для резервной радиостанции и управление усилителем радиосигна-ла. Отчасти ему это удается. Но время упущено. Наш грешный голубой шарик повернулся и радиоволны, питаемые кухонным аккумулятором, уходят в открытый космос и остаются без ответа - на Земле нас больше никто не слышит. Мы ложимся спать в быстро остывающей палатке, ко-торую так чудесно нагревал усилитель мощности - термометр показывал до 30? С. Теперь ему нечего усиливать. А мы можем надеяться лишь на Бога, который обещал не оставлять своих детей и на второго радиста Ва-леру, у которого на вездеходе есть еще одна стационарная станция:
29 декабря просыпаюсь от звуков переговоров по радио. Мобильная группа уже настолько близко, что УКВ - приемник отчетливо доносит до моего все еще слегка заложенного слуха тексты типа: "Ух ты, как краси-во, давай остановимся и сфотографируемся!" странно, думаю, почему это кажется им таким красивым по возвращении, ведь идут они тем же путем, что и уходили, а горы, солнце и небо, снег, камни, и лед ни сколько не изменились. Выхожу из палатки - погода великолепная. Такая же, как была, когда мы прилетели сюда 24 декабря. На горизонте показались две черные букашки. Постепенно они превращаются в вездеходы, идущие прямо на нас. В вездеходах измученные, замерзшие, промасленные люди, которые с поломками, остановками, ремонтами голыми руками на ветру и морозе и прочими прелестями Антарктиды все-таки прошли по ней тыся-чу с лишним километров - практически преодолев расстояние, отделяю-щее нас от Южного Полюса.
По малиновой маске нахожу в одном из вездеходов Пашу. Подбегаю к нему со своей слепой "Соней". Паша с трудом выбирается из "багги". Первые его слова объясняют смысл сказанного по радиостанции - восхи-щение обыденными для нас горами:
- Я испытал операторский шок! Там, - он машет рукой в сторону, откуда подтягиваются остальные вездеходы - вообще нет ничего! Ровная, как стол поверхность, белая пустыня и синее небо. Все! И сплошные ре-монты, ремонты, ремонты: Паша заболел - в вездеходах холодно, из че-тырех суток в пути поспать удалось лишь пару раз. Мы быстро накрываем на "стол" -длинные сани какой- то эскимосской конструкции - брусья связаны между собой веревками - и измученные путешественники, поев горячей пищи, заползают в палатку. Кто-то сразу засыпает. Кто-то лежит с открытыми, ничего не выражающими глазами. Вернее нет - глаза выра-жают чудовищную усталость. Постепенно засыпают все. Кроме Чукова. Он ходит по лагерю, заглядывает в вездеходы, говорит по "Иридиуму", как будто он все это время не ездил в вездеходах и не устал нисколько.
Поднялся сильный, очень сильный ветер. Метров 30-40 в секунду. Ветер оборвал крепление флага на антенне и теперь символ Российского государственного суверенитета болтается привязанный за один угол, как какая-то тряпка. Чуков и Гольцев обсуждают как нужно исправить поло-жение и решают отвязать и отпустить антенну, на которой он укреплен. Из палатки выходит Валера - радист и отговаривает их от этой затеи - при таком ветре антенну не поднять.
Мы с Чуковым ставим палатку. Ветер рвет ее из рук. В это время на посадку заходит американский "Геркулес" - С-130, военно-транспортный самолет, который принадлежит американскому турагентству. На Пэтриот-Хиллз привезли горючее и материалы для толпы туристов, которая соби-рается подобно нам встречать Миллениум в Антарктиде.
Палатка установлена. Обкладываю ее снеговыми кирпичами, чтобы не задувало под дно.
Подходят альпинисты из Сингапура - зам по тылу попросил их при-нести соли, так как наша соль разлетелась по Антарктиде. Альпинисты приносят пару пачек соли, за что Демьяныч одаривает их ручками и знач-ками с эмблемой родного города Энгельса. Идем ужинать. По дороге, а до палатки три метра, встречаем каких-то крутых американских бабушек, из тех, которые в американских фильмах носят в сумочках миниатюрные ав-томаты. Они тоже собрались на Южный Полюс. Бабушки - родные сест-ры. Старшая говорит: "У вас, парни, есть водка и икра? Мы бы купили:" Отвечаю, что когда встретимся на Южном Полюсе можно будет выпить бесплатно. Бабушки объехали всю нашу страну еще во времена Советско-го Союза, были и в Новосибирске и где только они не были?
После ужина - или это был обед? - отправляемся на одном из везде-ходов с ответным визитом в американский лагерь. У американцев, они в паре километров от нас, великолепная погода - ветра нет вообще, они разгуливают по лагерю без курток. На наше чудовище поглазеть высыпа-ли все до единого. Щупают, удивляются, фотографируют, снимают на ви-део. Герой дня без галстука - механик-водитель Виталик из Белорусии. Сердце его не выдерживает такого неподдельного интереса: посадив в "багги" толпу обезумевших от радости иностранцев, Виталик по прозви-щу Энерджайзер носится по ледникам, развивая скорость до 60 км/час. Вездеход легко и на удивление и восторг американцев, голландцев и ки-тайцев, свободно перелетает через сугробы, снежные заносы и прочие препятствия, производит окончательный фурор в рядах международной буржуазии и Виталику приходится совершить еще три рейса, демонстри-руя способности своей игрушки. За "багги" внимательно наблюдает Арт - он работает на Пэтриот-Хиллз, но основной его бизнес - организация ту-ров, охотничьих вылазок, рыбалок и прочих тусовок на дикой природе Аляски. Он говорит, что такая машина была бы незаменима в тундре и уходит за видеокамерой, чтобы поснимать "багги". Мы болтаем с Ноэлом - шотландцем. Все -таки Шотландия и Сибирь близнецы-братья. Какое-то особенное ощущение духа братства и расположения. Ноэл говорит, что очень рад тому, что мы приехали - очень приятно и радостно иметь соседей, говорит Ноэл. Делимся своей бедой - у "Сони" не работает ви-доискатель. Вернее, работает - я добился этого сегодня, найдя определен-ное положение, в котором появляется-таки "картинка". Ноэл говорит, что он - сертифицированный инженер компании "Сони" и что может посмот-реть камеру, хотя поломка наша достаточно неприятная. В общем, мир, дружба, жвачка. Ноэл рассказывает, что лет двадцать назад он работал оператором радиолокационной станции, которая должна была наводить истребители-перехватчики на Советские стратегические бомбардировщи-ки, взлетавшие на боевые дежурства.
-Я не знаю, что там говорят американцы про холодную войну и на-пряженность, но мы часами болтали с русскими радистами на борту бом-бардировщиков! - радостно сообщает Ноэл.
В штабной палатке, которую устанавливали мы с Чуковым, идет серьезное совещание. Присутствуют три "кита": Чуков, руководитель бе-лорусской команды - Драбо и Виктор Радкевич - отец вездеходов. Я с камерой допущен на заседание хурала, поэтому в курсе всех новостей. Известная антарктическая бизнесвумен Анна Киршау - хозяйка Чилий-ско-Британского ОП, изъявила желание забросить наш народ с базы Пэт-риот - Хиллз до Южного Полюса своим "Дугласом", взамен наша экспе-диция должна будет завезти горючее для маленьких самолетиков "Твин-ноперов" за 500 км от Южного Полюса.
В связи с этим обсуждается вопрос: сколько тонн горючего мы смо-жем отвезти на наших "багги", и сколько народу отправится в очередной поход на вездеходах. Решено брать только водителей, доктора зам. по ты-лу и одного оператора, а также журналиста, который сможет записать все происходящее. Подаю несмелый голос - я журналист пишущий и сни-мающий, если мы с Пашей поедем вместе, пользы будет больше. После краткой дискуссии на том и порешили. Напросился. Решено отправиться на заброску на восьми вездеходах, в которых поедут 16-17 человек. Старт намечен на 1 января. Каждый вездеход возьмет по две-три бочки горюче-го - меньше, чем было во время первой загрузки, чтобы вездеходы, кото-рые отличаются хорошей скоростью, великолепной проходимостью, но довольно слабой грузоподъемностью, могли дотащиться до полюса. По-сле организации промежуточной базы с топливом, часть машин остается на этой базе, а народ пересаживается в уцелевшие машины и достигает Полюса налегке. По завершении операции с Пэтриот-Хиллз на Южный Полюс вылетает самолет, который довозит туристов - буржуев к конеч-ной точке маршрута.
День заканчивается. Засыпаю под негромкие голоса Российско-Белорусской съемочной группы, расписывающей "тыщу". Механики всю ночь на морозе и ветру перебирали вездеходы.
Утром, после завтрака, запрашиваем по радио Ноэла - он отвечает, что у него есть свободный час и что он может посмотреть нашу камеру. Идем к американцам. На полпути нас догоняет Рассказов на вездеходе и машет, чтобы мы возвращались домой. Паша возвращается, а я иду даль-ше - ничто кроме камеры меня в этой экспедиции не волнует. Ребята бе-лорусы подбрасывают меня до американской базы на вездеходе - они по-ехали проштамповать свои открытки и прочие бумажки американскими печатями с надписями Patriot-Hills, Geographic South Pole 90?, Winson Massiff и так далее. Я иду в радиорубку, где меня ждет Ноэл.
Камера расчленена и разложена на столе - четыре с половиной ты-сячи долларов мелкими купюрами. Мы болтаем с Ноэлом и Люси, кото-рая принимает спутниковые метеофотографии Антарктиды. Англичанам интересно, как действительно живут в России - средства массовой ин-формации в присущей им манере рассказывают о России всякие ужасы. Они спрашивают, откуда я знаю английский и я рассказываю, как меня учили допрашивать военнопленных, а заодно и историю о том, как я ло-вил американского шпиона. Я учу их русскому языку: теперь они знают PRIVET and YOLKI -PALKI! Собираем камеру обратно, но она упорно не "прозревает". Ноэл говорит, что дома он просто берет такую деталь из соседней коробки и проблема решена. А здесь приходится паять то, что в нормальной, человеческой жизни не паял бы никто: тонкую пластиковую ленту с запаянными внутрь тончайшими проводочками. Снова тестируем драную пластмаску. Работает! Осторожно фиксируем видоискатель в нижнем - самом жестком положении и намертво приклеиваем его рези-новым клеем. Я не знаю как и отблагодарить Ноэла. Шотландец говорит, что лучшая награда - очередная победа и берет с меня обещание прислать ему фильм, который мы снимем. Я снимаю Ноэла и отправляюсь в наш лагерь. Надо сказать, что весьма вовремя. Мы меняем дислокацию - у подножия слишком сильный ветер. Новое место неподалеку от американ-цев и чилийцев. Собираю вещи и меняю аккумулятор. Включаю камеру: Не работает! В панике отрываю видоискатель от приклеенного места. Работает! Выключаю камеру и снова включаю: не работает:Работает! В общем живет собственной, одной ей ведомой жизнью. Придется смирить-ся. Иного выхода у меня нет. По крайней мере теперь она работает чаще, чем не работает.
Новый лагерь посимпатичнее старого. Ветра почти нет. Ставим две "анаконды" - вторую для иностранцев, штабную палатку и палатку для продуктов, теперь уже два туалета и радиорубку. Рядом разворачиваем антенну. Каждый проявляет самое живое участие в ее монтаже и подъеме - что такое весточки домой и ответы, знают все.
Паша, похоже, надломился. Он хочет улететь с "Ильюшиным". Па-ша говорит, что очень устал, и что второй переход на ужасных вездехо-дах, которые регулярно ломаются, будет мерзким и противным и очень тяжелым. Паша срывается на Юрия Алексеевича, когда тот подходит к нам озадачить насчёт приготовления обеда завтра, в день прилета "Иль-юшина" с парашютистами. Паша говорит, что приехал сюда снимать, а не варить каши, что ему не нравится эта экспедиция и что он не намерен за-ниматься хозяйственными вопросами, в противном случае он сядет в са-молет и улетит. Я стараюсь сгладить Пашин пассаж и говорю, что нас не стоит припахивать на хозработах в день съёмок, голова у нас будет занята другим. Юрий Алексеевич - человек подневольный, Чуков сказал ему, что пашут все, кроме восьмерых механиков-белорусов, которые пашут больше всех не различая дня и ночи. Иду ругаться с Чуковым, Пашино настроение передается и мне. Чуков на взводе - ребята, здесь нет нянек, вы члены экспедиции, значит делайте все то, что и остальные! Юра Гольцев говорит, что нервничать еще рано, имея в виду Пашку. Он не знает, что за два дня до вылета из Москвы в Антарктиду у Пашки в ку-банской станице умерла мама. Паша очень сильно переживал и плакал, думаю оттого, что в силу объективных причин не мог поехать на похоро-ны. Объясняем Юре причину нервозности и моральной усталости Паши. Юра, как ошпаренный - я этого не знал! Пашу и меня освобождают от приготовления еды в течение завтрашнего дня, но мы говорим, что гото-вы обеспечить завтрак, ведь самолет прилетает лишь вечером, но в тече-ние остального дня убедительная просьба нас не припахивать. Все согла-шаются. Вижу, что Юра чувствует неловкость в отношении Паши и ста-рается его как-то успокоить и оказать ему внимание и сочувствие.
Антенна установлена. На ее верхушке снова закрепляют Российский флаг, но теперь уже надежней, чем в прошлый раз. Антенну поднимают на специальной раздвижной мачте, явно купленной у какого-то ушлого прапорщика-связиста, если судить по цвету хаки и простой, как три руб-ля конструкции, тем не менее обеспечивающей необходимые результаты. Теперь связь с остальным миром должна стать более устойчивой. Ужина-ем и заваливаемся в палатку, предварительно написав на клочках бумаги радиограммы домой. Засыпаю с мыслью, что если бы мне предложили улететь на "Ильюшине", то я, пожалуй тоже улетел бы с превеликим удо-вольствием. Эта экспедиция начинает действовать мне на нервы. Органи-заторы - великий парашютист и путешественник, обладающий феноме-нальными способностями, совершенно не имеют способностей организа-торских. Это видно невооруженным глазом и понятно каждому. Половина из нас на Южный полюс не попадет - в вездеходах нет места. Половина из нас страдает различными расстройствами желудка: зам по тылу пол-ковник ПВО Игорь Смилевец ничего не купил в Москве - Чуков не дал ему денег, сказав, что все продукты мы купим в Чили, в Пунта-Аренас. Он поехал на закупки, но незнание языка, местного рынка и коньюктуры сделали свое дело: пришлось брать то, что ушлые торгаши привезли пря-мо к самолету за несколько минут до взлета. В результате вторую неделю подряд мы едим лишь пюре из порошка и растворимую лапшу. Едим из одноразовых тарелок, которые после приема пищи надо мыть и хранить отдельно. Это возмущает. На употребление алкоголя Чуков наложил за-прет. Рассказов заглянул в хозяйственную палатку, где все время тусовал-ся Смилевец и увидел, как он, Чуков и другие разливают водку. Застигну-тые врасплох, они, как дети спрятали стаканы за спину, оставив бутылку на виду у всех. Смешно, но смеяться почему-то не хочется.
Сиилевец, о котором Чуков рассказывал, как об отличном зам по тылу многих полярно-экстремальных экспедиций, подорван объемом пи-щи, которую нужно приготовить для огромной толпы. Смилевец втихаря попивает и ходит загашенный и закопченный - всевозможные горелки и коптилки для подогрева и кипячения воды не работают.
Вода, которую мы пьем, совершенно не утоляет жажду - никто не додумался взять с собой лимонной кислоты. Я взял немного, но от ее употребления пришлось быстро отказаться - пища растворимая и без того вызывает изжогу, а с лимонкой от изжоги деваться вообще некуда. Все пристрастились к какому-то растворимому соку, типа ZUKO - пьют его горячим, так как любое вещество, теплее твоей собственной температуры воспринимается как великое благо. Из-за всех этих мерзостей у нас ощу-тимая потеря - отец вездеходов Виктор Радкевич после возвращения с 85? Южной широты лежит в палатке скорчившись или передвигается и разго-варивает с механиками с выражением скрываемой боли на лице - у Сэма, как его называют белорусы (сокращение от "Самоделкин" - за потрясаю-щий талант механика) открылась язва желудка. Во время перехода до 85? и обратно на тридцатиградусном морозе Радкевич своим дыханием разо-гревал застывший салидол - видеокамера, несмотря на все его протесты, запечатлела этот чудовищный процесс - через трубку от пустой сигналь-ной ракеты Радкевич дует в коробку с застывшим салидолом, его руки испачканы, он пальцами пытается протолкнуть это "повидло" поглубже, поближе к шестеренкам и очень переживает за перегруженные сверх вся-кой нормы вездеходы и за своих людей.
Вообще Сэм и Чуков - антиподы в своем отношении к людям. Для Чукова нет ничего, кроме поставленной цели, к которой он готов идти, не взирая ни на какие трудности. Наверное только так можно дойти из Рос-сии в Канаду через Северный Полюс на лыжах без авиационной поддерж-ки, без связи - в автономном режиме. В целом мире есть всего несколько человек, которые это проделали. Все они члены экспедиции Чукова. Он идет вперед. Он не останавливается. Он не осуждает отставших. Несколь-ко лет назад по дороге в Канаду в экспедиции Чукова от напряжения умер человек. Чуков не повернул назад. Чуков не вызвал авиацию. Они на сво-их плечах дотащили тело до конца маршрута. Правильно это или нет - кто может сказать?
Радкевич, в отличие от Чукова, который может открытым текстом сказать все, что есть в его душе по отношению к тому или иному персо-нажу или ситуации и при этом нисколько не стесняется в выражениях, предельно сдержан. Радкевич ни разу не повысит голос. Радкевич опро-вергает известное мнение о том, что больные язвой люди очень раздражи-тельны и нетерпеливы. Радкевич чаще молчит, чем говорит и когда все ржут в голос над чем -нибудь действительно смешным, Сэм лишь слегка улыбается в поседевшие усы. Самый молодой участник экспедиции, бе-лорусский механик Андрюшка, которому всего 20 лет, рассказывает, что работая в мастерской по ремонту автомобилей у Сэма по молодости да по неопытности нанес Сэму убытки на несколько тысяч долларов - при ны-нешних ценах для этого достаточно лишь ободрать краску с мерседесов-ского крыла или сорвать какие-нибудь крепежные винты у коробки пере-дач BMW. Сэм никогда не орал на Андрюшку и не требовал ничего в ка-честве возмещения ущерба. Они исправляют все вместе и Андрюшка учится всему, что умеет Сэм не из-под палки, а потому что прекрасно по-нимает и осознает свои ошибки. Язва Сэма скорее всего имеет нервную почву. BUGGY - лебединая песня Сэма. Его дитя. Его творение. Его гор-дость. Сэму обещали, что вездеходы "порожняком" дойдут до Южного Полюса, преодолев сложный подъем на плато без нагрузки, заберут де-сантировавшихся парашютистов и под горку, подгоняемые попутным ветром, резво добегут до Пэтриот-Хиллз.
Вместо этого творение Сэма заставляют надрываться под чрезмер-ной тяжестью бочек с топливом, которые пришлось затащить на полпути к Полюсу, его "пневматики" заставляют везти народ сначала на Южный Полюс, а потом обратно. Машины Сэма на это не рассчитаны. Но Сэм не устраивает истерик, не требует от Чукова ни объяснений, ни облегчения участи своих чад. Сэм молча колотит молотком стынущий на тридцати-градусном морозе металл, отогревает салидол и делает все, чтобы buggy работали, а люди могли их вести. Я не хотел бы оказаться на месте Сэма. Я не хотел бы оказаться на месте Чукова.
Тридцать первое декабря 1999года. Побалдев некоторое время после позднего, хотя нет, весьма раннего по здешним меркам пробуждения 8:30 мы с Пашей пошли готовить завтрак на всю толпу. А полночи перед этим мы отправились снимать ледник за несколько километров от нашего но-вого лагеря - грандиозное зрелище воистину Божьего творения - громад-ная, шириной в пару километров как минимум, улица или проспект мно-говекового льда, толщиной километра в три, а по обеим сторонам про-спекта вместо небоскребов - гигантские скалы, кое-где, в непродуваемых местах покрытые ослепительным снегом. Видно, что над ледником воз-вышаются лишь вершины - подошвы гор скрыты льдом. Мы забираемся повыше, снимаем и фотографируемся. Ночь в Антарктиде отличается от дня даже когда солнце не заходит и здесь лето. Ночь холоднее и свет ноч-ного солнца более интересен и загадочен - тени причудливы, лучи как будто скрыты туманной дымкой, хотя светит оно очень ярко и сразу не поймешь ночь это или день - нужно привыкнуть.
В лагерь мы вернулись часов в пять утра. А уже в 9 - 9.30 весь народ уже сидел за палаткой, на краю ямы, где велась добыча снежных кирпи-чей, и завтракал порядком уже надоевшей мерзкой лапшой в томатном кипятке.
Все сошлись во мнении, что новогоднего настроения ни у кого особо нет. Если кто-то и прожил последний день второго тысячелетия, столетия и года без каких-то особых эмоций, нагнетаемых телевидением, рекламой и магазинно-ресторанной мишурой, так это кучка русских и белорусов, которые собственно и поехали в Антарктиду за новогодними впечатле-ниями. Все-таки мы очень зависим от тех раздражителей, которые влияют на наши условные рефлексы и заставляют слюну выделяться, как у собаки Павлова от всех этих шариков, лампочек, слоганов и прочей дребедени! Убери все это, оставь человека один на один с Синим Небом, Слепящим Солнцем, Сияющим Снегом и Антарктическим Ветром и все:
После балдежа и посещения американской базы кому-то пришла в голову идея построить новогодний стол из снега. Идея оказалась простой до гениальности - вырыть перед палатками две параллельные траншеи шириной где-то в полметра каждая, в эти траншеи, вырытые на расстоя-нии примерно в метр одна от другой опустить ноги - и вы за снежным столом! Чтобы ничего такого не мерзло, по краям траншеи положили доски и сложили из получившихся кирпичей ветрозащитную стенку. Мы с Пашей вырезали из снега здоровые буквы LBL 2000 и давай с ними фо-тографироваться. Затем Юрий Алексеевич выудил откуда-то мяч и 31.12.99 на 80? Антарктиды состоялся футбольный турнир сборная Моск-вы - сборная Новосибирска, усиленная Валерой Сушковым, позывной RV3GV. Результат - 1: 0 в нашу пользу, гол забил Сушков, и три сло-манных ребра - Тарас удружил Паше, увлекшись борьбой за мяч и толк-нув Пашу локтем в неоднократно сломанные ребра.
Тем временем на Пэтриот-Хиллз сообщили, что наш "Ильюшин" наконец стартовал из Пунта-Аренас и через 4 часа будет у нас. Десанти-рование должно было состояться еще 28 декабря, но команда Малазии за-держивалась с прибытием в Пунта-Аренас из-за того, что кто-то сообщил о бомбе, заложенной в их самолет. Нет, положительно приключения нас преследуют на каждом шагу!
Первыми Новый год встречали мы - самые восточные жители Пэт-риот-Хиллз, если не считать новозеландку - повариху с американской ба-зы. Юра Заруба - радист-новосибирец выудил из радиопалатки бутылку винаповского "Отечества" и со словами: "Хотел открыть на Южном По-люсе, но раз уж Новый год здесь, то чего уж: Постоим за Отечество!" Разлил горькую по пластиковым стаканам. Я разыскал в рюкзаке красную свечу - шарик и ее почти незаметный в сиянии антарктического солнца свет напомнил всем, о том, что такие же огоньки горят сейчас на столах тех, кто помнит и грустит о нас в этот торжественный час:
Во время празднования Московского Нового Года и автоматической подготовки к Новому Году в Минске с американской базы к нам пришли англичанин и австралиец, которые установили новый мировой рекорд - на лыжах в автономном режиме "все свое ношу с собой" дошли от побе-режья моря Уэделла до Южного Полюса за 48 дней. Англичанин подарил мне нашивку "База Амундсен-Скотт, Южный Полюс", чем вызвал всеоб-щую беззлобную зависть и мое тайное желание собрать максимальное ко-личество нашивок и пришить их куда-нибудь. Празднование продолжа-лось, Новый Год и Третье тысячелетие наступили в маленькой, но очень гордой республике Беларусь. Президент усех белорусоу Аляксандр Лу-кашенка лично позвонил на Чуковский "Иридиум" и от имени Беларус-скага народа поздравил членов экспедиции с Новым Годом. Потом Чуков чуть не набил физиономию представителю Белорусского ТВ, который не-сколько нагловато снимал "заказуху" для личных спонсоров. Чуков впол-не справедливо интересовался, что данный конкретный спонсор сделал для экспедиции, а затем потребовал прекратить съемки, на что получил хамское : "Слышь, отвали и не лезь куда не просят!" Дальнейшее преду-гадать несложно. Вмешательство свидетелей этой сцены предотвратило мордобой, но испорченные отношения внутри команды, которую и ко-мандой-то не назовешь, обусловили дальнейшие неприятности с этими белорусскими телевизионщиками, которые то ли еще из детства не вылу-пились, то ли контужены, а может еще какая с их разумом приключилась напасть, но что-то явно не в норме.
Крики "Самолет" выгоняют нас из палатки, где мы пребываем в сонном состоянии после футбола, трех Новых Годов и несостоявшегося мордобоя. Хватаю камеру и прыгаю в ближайший вездеход. По снежной целине вместе с другими "тараканами" несемся к месту посадки. Коман-дую Андрею Ремину, пилоту нашего вездехода, чтобы повернул в сторо-ну от основной группы и наша каракатица устремляется туда, где "Иль-юшин" по моим представлениям должен коснуться льда колесами. Пред-чувствия меня не обманули: самолет приземлился прямо перед нами и скатился к леднику вниз, за ледовый холм, так что это выглядело, как его погружение в пучину антарктическую - из-за холма торчал лишь его ки-товый хвост. Класс! Подъезжаем еще ближе и я снимаю эффектные кадры появления самолета из ледовой ямы. Этот прием любят использовать ре-жиссеры американских боевиков. Когда на пустынной дороге в солнеч-ном мареве появляется будто из-под земли какой-нибудь полицейский "шевроле". А теперь представьте, что вместо несчастной задрипанной машинешки с мигалками из-за ярко-голубого льда и солнечного сияния прямо на вас выплывает громадное стотонное грохочуще-свистящее че-тырех моторное реактивное чудовище. Такое и во сне не приснится. По крайней мере мне еще ни разу не снилось. Распластав крылья, из-под ко-торых взметаемый турбинами летит экологически чистый снег, махина медленно и грациозно приближается к нашему оранжевому "таракану". Тяну до последнего, пока Андрей недвусмысленно и не вполне цензурно - картина произвела на него неизгладимое впечатление - предлагает по-кинуть это место, дабы не быть раздавленными самолетом. У меня отлич-ная картинка, теперь можно и бежать. И тут начинается коррида, где в роли тореро выступает наш snowbug, а самолет "Ил-76" преследует нас по леднику с упорством, мощью и грацией опытного быка. За Вами нико-гда не гонялся самолет? Считайте, что Вам повезло. После пары километ-ров этого развлечения мы оказываемся на месте, куда съехались все вез-деходы - чуть в стороне от полосы, а "Ильюшин" продолжает ехать в нашу сторону. Как только наш вездеход остановился, к нему подлетел разъяренный Чуков и вот слова, которые можно процитировать: "Козлы, вашу мать". Конец цитаты. Орал он на Андрюшку, так как у вездехода только одна дверь - водительская, а я сидел сзади, где есть люк для пас-сажиров, как у микроавтобуса. Воспользовавшись тактическим преиму-ществом, выскальзываю из вездехода бледной тенью и обхожу его с дру-гого борта, чтобы снять через два стекла, собственно, сквозь вездеход, эту чудную сцену. Если передать литературным языком суть претензий Чукова, то сводились они примерно к следующему. Ехать к самолету не стоило, так как он подумал, что мы машина "Follow me", специально вы-сланная для сопровождения и теперь самолет заехал в снежную ловушку, из которой ему никогда не выбраться, а если и выбраться, то ценой не-скольких тонн горючего, которые самолет потратит на выруливание и те-перь он не долетит до Пунта-Аренас. Действительно, полоса, если так можно назвать ребристый ледник, была в километре от того места, где в настоящий момент свистел "Ильюшин", застрявший в снежном перемете. Но вот двигатели взревели в полетном режиме и самолет выехал на чис-тый лед.
Открылась дверь и на свет показалась орда парашютистов - американцы, испанцы, французы, голландцы, немцы, малазийцы, один японец, корейцы, один индус в клоунском белом костюме со множеством разноцветных нашивок, одна девушка из Джибути, выигравшая конкурс "мисс Джибути" и удостоенная за это поездки в Антарктиду и толпа русских, среди которых выделялась новосибирская команда в расшитых комбинезонах, единственная из всех, напоминавшая единую команду - в форме и с эмблемами "MILLENIUM EXPEDITION".
Пока белорусы выгружали из самолета вездеходы, а австриец Иван Трифонов с испанцами - воздушные шары, американка Карен вытащила из рюкзака гигантского надувного пингвина и под всеобщее одобрительное улюлюканье его надула; в континентальной части Антарктиды птнгвинов нет - воды нет, есть нечего. То же самоеможно сказать и про белых медведей на Северном полюсе. Но друзья, родственники и дети об этом не знают. Поэтому надувной суррогатный императорский пингвин в натуральную величину для всевозможных фотографий пришёлся очень кстати.
Но вот перерывая рев реактивных двигателей Глаголев командует парашютистам грузиться на борт. "Ильюшин" выбросит их и сразу уйдёт обратно в Чили - топлива вобрез. Вместе с парашютистами в самолёт заходят Виктор "Самодёлкин" Радкевич, Тарас, сломавший Паше ребра и белорусский грузин Владимир Хачирашвили. Хачирашвили и Радкевич в глубоком трансе - у "Хачика" воспаление лёгких, и его, официального летописца подвига белорусского народа, решено эвакуировать. У "Сэма" - прободная язва, он еле ходит, к Южному полюсу вездеходы отправятся без своего создателя, конструктора и духовного отца:
Тарас в плохо скрываемом восторге - Антарктида откровенно задолбала московского студента, студенту хочется в душ, в тепло к нормальной пище и т.д.
Мы садимся на американские снегоходы и летим к площадке приземления, пока многотонная махина легко, свободно и почти вертикально набирает высоту. На площадке полно народу - наши буржуйские соседи вывалили лицезреть эпохальное действо.
Первым отделился наш Батюшка. Конструкция его парашюта предусматривает десантирование через боковую дверь, посему и два предыдущих прыжка на Северный полюс и сегодня, новогодней ночью 2000, отец Виктор открывает небо.
Самолёт забирается повыше и начинается первое в истории Земли массовое парашютное десантирование в Антарктиду. Тридцать человек вываливаются в рампу и летят в ослепительно голубом небе над сверкающим ледником Пэтриот-Хиллз. Температура воздуха пятьдесят пять градусов мороза. Скорость встречного потока - сорок метров в секунду. Небо и линия горизонта сливаются в слепящую белую массу облаков и снега:
Все предыдущие попытки прыгнуть в Антарктиду заканчивались трагически. Последний, или как говорят суеверные лётчики и парашютисты, крайний пример - декабрь 1998 года, когда шестеро опытнейших американцев прыгнули в точке с координатами 90 градусов южной широты - прямо над полюсом. В живых осталось трое, остальные даже не смогли раскрыть купола. Недостаток кислорода - эйфория от безумной красоты под тобой, ты птица над бескрайней чистотой:
У батюшки купол черный - "хоть в рясе прыгай!" Совершив пару кругов над визжащей толпой зителей, отче на хорошей скорости врубился спецназовскими ботинками в плотный антарктический снег, отряхнулся, вытащил из-за пазухи флаг Новосибирска и со словами:
- Хотел в воздухе выкинуть: продемонстрировал его набежавшим фотографам.
Следом посыпались остальные участники мероприятия. Сергей Хадарин просвистел над головами на "Стилете" - американском парашюте, площадь которого ненамного превышают размеры обыкновенной двери. Феррари! Американская компания, узнав, что "Стилет" приземлился в Антарктиде, от избытка чувств подарили Хадарину ещё один парашют:
Дольше всех в небе летал тандем - странное четверорукое и четвероногое существо под просторным куполом, способным нести двух человек, что он и делал - Саша Новицкий и Юра Падчеров испытывали абсолютно новую тандемную систему в условиях Антарктиды.
Обошлось без увечий и травм - все живы, здоровы, все смеются и поздравляют друг друга с победой!
В ночь с первого на второе января руководство экспедиции наконец задумалось над тем, как увезти к Южному полюсу восемьдесят человек на восьми вездеходах, если более-менее сносно в одном вездеходе могут перемещаться три-четыре человека, не более и при этом вездеход не разваливается на части через каждые двадцать километров. Решение нашли простое до гениальности: всех не брать! Всю ночь корректировались и утрясались списки "счастливчиков". Парашютной команде ВИНАП, состоявшей из четырех человек, было предложено выделить из среды себя двоих. Иностранцам стали рассказывать, какие ужасы ожидают их в пути. Больным, хромым и увечным настоятельно рекомендовано не искушать судьбу. Недисциплинированным белорусским телевизионщикам в доступе отказано:
Необычайно ясным и тихим днем второго января разноцветная колонна "багги" покинула лагерь. Полсотни камикадзе, забившись в тесные угловатые коробки, отправились навстречу своей мечте: Новосибирцы-парашютисты, посовещавшись, от поездки отказались, заявив:
- Мы - одна команда. Или едут все, или не едет никто! Вместо себя решили отправить Батюшку - ему нужнее! В Пасхальную ночь 98 отец Виктор устанлвил на Северном Полюсе деревянный православный крест, и не сделать этого на Южном полюсе Батюшка не мог:
Колонна движется с остановками через каждые двадцать-тридцать километров. Вездеходы не тянут. Прицепы, очень похожие на азиатские арбы, переворачиваются через оглобли и рвут тоненький металл. Ощущение времени потеряно напрочь. Тряска, изматывающий холод в кабине - температура в неотапливаемых вездеходах не поднимается выше минус семи и однообразный плоский пейзаж за грязным оргстеклом. Время измеряется ночёвками, если так можно назвать отдых в промороженных палатках. Новосибирец Юра Заруба, радист экспедиции, на одной из ночевок спросил у Чукова, как можно заснуть при температуре минус семнадцать. Бывалый полярник резонно возразил: не думай о том, как заснуть, думай о том, как проснуться!
Третья ночевка состоялась на промежуточной базе, на восемьдесят пятом градусе южной широты в пятистах километрах от полюса, там, куда передовой отряд забросил продовольствие и топливо. К этому времени стало понятно, что до полюса не дойдут и эти восемь машин. Кончились запасные части и редукторы. Снова нужно было выбрать тех, кто поедет и тех, кто останется, на этот раз в более-менее комфортабельном лагере, а в снежной пустыне, где в радиусе сотен километров нет ни одной живой души, и где морозы постоянно держатся на отметке минус тридцать: Пока Чуков сотоварищи прикидывал, кто пойдет дальше, Иван Трифонов, тот самый австриец-пилот воздушного шара, надул оный и прихватив на борт француза Марио Жервази, поднялся в воздух. Достигнув высоты метров в шестьсот-семьсот, отчаянный француз с парашютом за спиной сиганул из корзины: Прыжок с воздушного шара считается одним из самых сложных - в отличие от прыжков с самолета или вертолета, где тебя подхватывает и несет встречный воздушный поток, прыжок с шара напоминает прыжок с балкона, когда герой камнем летит вниз, нигде особо не задерживаясь. В мрачном туманном небе, простирающемся над безжизненной пустыней, неподвижно висели фиолетовый воздушный шар и бело-синий парашют:
Четыре вездехода и четырнадцать человек отправились дальше: Нетрудно представить себе состояние тех, кто остался. Несколько слов о мировом уровне сервиса. Американец Эрнст Цинноблер, из оставшихся, ощутил вдруг непреодолимую тоску по великой родине. Да и ощущения в пояснице от холода и тряски, прямо скажем, неважные: Достал Эрнст спутниковый телефон, да и позвонил в свою страховую компанию. Заберите, говорит, меня с восемьдесят пятого градуса южной широты, из континентальной части Антарктиды, где даже пингвины не водятся: Меньше чем через сутки страховая компания забрала Эрнста с восемьдесят пятого градуса южной широты и доставила в Пунта-Аренас:
По мере приближения к Полюсу падает мощность и без того полумертвых двигателей. Южный полюс находится на вершине ледяного купола высотой около четырех тысяч метров, разряженный воздух, недостаток кислорода, мороз и голод. Ничего труднее в своей жизни четырнадцать измученных человек не испытывали. Никакие приспособления для разогрева воды, типа примусов, паяльных ламп и прочего на куполе не работают. Нет кислорода! Топить твердый, как дерево, снег и греть воду для приготовления любимой растворимой лапши приходится с помощью газовой горелки воздушного шара. Картина феерическая - на снег ставят кастрюльку со снегом и прицелившись в нее двумя конфорками, каждая из которых размером с человеческую голову, с расстояния в полтора-два метра с ревом изрыгают на кастрюльку столбы пламени и копоти. Проблема даже не во вкусовых качествах - на такой высоте вода закипает при температуре градусов в шестьдесят:
Все проклинают зам.по тылу. Его оставили на промежуточной базе и его обязанности принял отец Виктор. Проведя ревизию продовольственных запасов, Батюшка обнаружил среди всех гнусностей, коими мы запаслись в Чили, сырные головы, запаянные в герметичный целлофан. Естественно, разгрызть сыр, замороженный до тридцати градусов ниже нуля, мягко говоря, невозможно. И тогда Батюшка затолкал сыр в единственно теплое место - в двигатель. Обдаваемый потоками горячего машинного масла, сыр оттаивал до состояния, когда в него можно было впиться, не опасаясь за собственные зубы. Бутылку "Отечества", благо литровая! Делили маленьким - чуть больше наперстка - колпачком карманной фляжки. Этим и спасались.
Самое трудное было впереди. Зона застругов - гографический феномен в двухстах километрах от полюса Местность убийственная для любого вида земной техники, последнее испытание, уготованное природой для тех, кто дерзнул добраться до Южного полюса... Представьте себе стиральную доску с горбинками высотой в метр-полтора, по которой пробираются вездеходы, буквально перешагивая колесами через каждый холм, проваливаясь в ямы и буксуя лысыми колесами по насту:
Календарь показывает седьмое января. Рождество. Во время очередной остановки кто-то разглядел в бинокль блеск гигантского - размером с два оперных театра - стального купола базы Амундсен-Скотт. До Южного полюса 50 километров. Наши УКВшные радиостанции уже принимают их переговоры. Перед базой ложбина шириной километров десять-двадцать. Приборы спутниковой навигации перестали работать, купол в ложбине не видно. Решили ориентироваться по лыжным следам, которых вдруг оказалось чрезвычайно много. Пвосле двадцати минут движения по лыжне начинаем понимать, что идём в неверном направлении: Положение спасают американцы. Они выезжают навстречу на снегоходах и провожают кавалькаду на базу. Американцы чрезвычайно корректно и обходительно- как для русских - объясняют правила поведения на базе. База построена в 1974 году и всевозможных туристов, спортсменов и прочих экстремалов здесь не любят и не привечают. По существующим правилам, всех прибывающих на базу Амундсен-Скотт путешественников встречают начальник базы и его заместители, прямо на улице вручают ему сертификат о посещении Южного полюса, жмут руки и говорят до свидания. Особо отличившихся, типа Федора Конюхова, который водиночку дошел до полюса пешком, кормят обедом. Наша экспедиция стала исключением из всех правил. Вездеходы выстраиваются "свиньёй" и с американцами во главе устремляются к базе, которая вот-вот должна показаться за горизонтом. Всё это очень напоминает знаменитую сцену из "Безумного Макса", только оборванные, сгоревшие от безумного солнца люди в грязных комбинезонах радостными воплями приветствуют полуживые "багги" и их пассажиров. Южный полюс. Место, куда так стремились сотни отчаянных безумцев. Которое до сих пор снится в снах многим на этой планете: Рабочий посёлок. Грохочут бульдозеры и экскаваторы. По рельсам бегают вагонетки с грунтом и кирпичами с завода стройматериалов, который дымит неподалеку. Сто семьдесят человек сезонных рабочих, половина из которых женщины. Героини американской эмансипации. Где ещё можно уравняться в правах с мужчинами, как не на кирзаводе в Антарктиде? Всё огорожено флажками трёх цветов: красными, зелёными и черными. По дорожкам, огражденным зелёными флажками можно без опаснеия ходить кому угодно. По дорожкам, огражденным красными флажками можно ходить в сопровождении сотрудников базы. Но никто, никогда, ни под каким предлогом не имеет никакого права перешагнуть за черные флажки! За соблюдением образцового американского порядка неусыпно следят аж два предсавителя госдепартамента США. Такая вот романтика: Точка полюса представляет собой блестящий стальной шар размером с футбольный мяч на красно-белой ножке, окруженный флагами стран-участниц антарктического соглашения. А ещё табличка с цитатой великого Скотта: "Южный полюс, да, но в совершенно иной обстановке." Иными словами, англичанин, пришедший сюда в начале века, нашел совсем не то, что искал:
Прибыв сюда, окончание пути торжественно отметили бутылкой ВИНАПовского шампанского. Бутылку разбили, содержимое распилили ножовкой по металлу и сьели ложками, закусив нарубленным хлебом и наколотой колбасой:
Американцы определили место для палаточного лагеря экспедиции в паре километров от своей станции. Несмотря на глубокую ночь - база живет по Новозеландскому времени - никто и не думал спать. Часа в четыре ночи госдеповский представитель разыскал в одной из палаток Юру Зарубу и попросил его "сказать своим русским друзьям, что бар закрывается" - под куполом, где собственно и располагается всё население Южного полюса, имеется пивной бар и кто-то из наших не премиинул злоупотребить: "Русским друзьями", кстати, оказались французы. Путешествие, радость и пиво лишили их возможности понимать какие-либо языки кроме родного:
Наутро восьмого делегация в составе руководитель экспедиции Чуков, Батюшка и Заруба нанесли официальный визит начальнику базы на счет установить деревянный православный крест, который отец Виктор по благословению Патриарха привез из Новосибирска. Сначала американец никак не мог понять, чего от него хотят - крест по западным представлениям выглядит не совсем так. Затем янки заявил, что американский народ покоряет Южный полюс с 1974 года и никаких крестов здесь никогда не стояло и стоять не должно. Это заявление вызвало антиамериканские волнения Батюшки, который заявил, что всё равно поставит на Южном полюсе крест - не важно, у самой точки или в пятидесяти километрах от неё, а вот американцы с их:
Пока Заруба успокаивал Батюшку, Чуков передал американцу взятку в виде бутылки "Отечества" и банки черной икры и соглашение об установке "конструкции" в трех метрах от географической точки Южного полюса было достигнуто. Более того, янки обязались убирать крест на зиму - так как его попросту уничтожат запредельные морозы и ветры, а летом снова устанавливать на прежнем месте с корректировкой географических координат - оказывается ледяной купол, покрывающий полюс, постоянно движется, и каждый год указатель полюса устанавливается заново.
Батюшка облачился в рясу и водрузив крест на плечи понес его к месту установки. За процессом благоговейно наблюдали абсолютно все жители базы - был выходной день и полторы сотни человек независимо от вероисповедания пришли на первую в истории Рождественскую службу, которую служил настоятель Новосибирского Храма Покрова Пресвятой Богородицы отец Виктор Сметанников:
А потом всех катали на воздушном шаре, палили из ракетниц и кидали на счастье монетки. Ту, которую бросил Юра Заруба, тут же попытался подобрать брат-белорус. Пришлось отойти подальше и закопать поглубже.
Дорога обратно показалась не такой трудной, все-таки под горку. А промежуточный лагерь в окрестностях горного массива Эллсуорта, тот куда завозили топливо и продовольствие и где путешественников дожидались разобранные вездеходы и часть группы, назвали Средним. По имени острова, известного каждому арктическому полярнику. Теперь он со всеми своими запасами нанесен на карту Антарктиды.